Герой в тумане, между страшной и прекрасной сказкой,

путь свой он прокладывает на ощупь. Загадки окружают его

на каждом шагу, и нет сил понять, откуда летят смертельные стрелы.

Но вот он слышит тяжелое и жестокое слово

«война» — и, как ледяной ветер,

оно начинает рассеивать

туман.

Карлик передвигался по ровному белому песку дорожки моего сада поразительно быстрыми прыжками, напоминая большую рыжую обезьяну из императорского зоопарка. Его подсвечиваемое ночными садовыми лампами искореженное тело, туго замотанное в темные тряпки, как бы стелилось по земле, из тряпок торчали неестественно широко расставленные, перевитые мускулами, как веревками, голые ноги, которыми он выбрасывал назад небольшие облачка песка. Левая рука карлика была выставлена вперед, а в правой было зажато очень странное орудие — то ли длинный нож, то ли короткое, около локтя длиной, копье.

Тысячи смертей и пылающие города, тяжелый грохот кавалерии по притихшим улицам, горькая и прекрасная любовь, невиданные реки и города, лица полководцев, царедворцев и властителей — все, все эти события, самые бурные в моей и без того не слишком спокойной жизни, начались с этой жуткой фигуры на песке.

Сзади карлика по дорожке постепенно выступали из мрака два темных силуэта — приближались два имперских солдата. Самые обыкновенные солдаты — не конные гвардейцы с павлиньими перьями на чешуйчатых шлемах, а пехотинцы в плотных темных халатах до щиколотки (ночью было не разобрать, есть под ними броня или нет), в черных, чуть изогнутых вперед матерчатых шапках, подбитых железом, и с короткими копьями в руках. Они уверенно топали ногами в толстых войлочных сапогах, и, если бы не карлик, я бы наверняка потерял несколько драгоценных мгновений, не догадался бы вовремя, что в сад среди ночи вошли убийцы.

Это было фактически невероятно. Мой дом в тихом зеленом квартале имперской столицы охранялся куда лучше, чем многие, многие другие дома. Два охранника всегда стояли на выходивших на улицу воротах, а за вторым садом располагалась караульная комната, где всегда кто-то был и внимательно прислушивался к звукам ночи. Охрана была выставлена также по заднему периметру дома, у конюшен, и просматривала все внешние стены.

Но вот сейчас, как ни странно, я, сидящий среди подушек на шелковом ковре в переднем саду, окруженный горящими масляными лампами и дымящимися курениями от насекомых, оказался полностью беззащитным. В левой руке у меня была зажата ароматная, шуршащая, плотная бумага — свиток с вертикальными рядами отчетливых черных знаков, которые складывались в нечто, весьма подходящее для весенней ночи, с песнями цикад и ароматами свежей листвы.

На размышления о том, что делать, у меня оставалось время, достаточное для того, чтобы в лучшем случае дважды щелкнуть пальцами.

Громкие вопли не дали бы ничего, поскольку если вторгнувшихся никто не остановил, то, значит, это уже некому было делать. Прочим же, обычным слугам, потребовалось бы очень-очень много щелчков пальцев, чтобы добраться до переднего сада, — и к тому времени тут все было бы уже кончено. Да даже и сам вопль также занял бы драгоценные мгновения, которых у меня не было.

Встать, повернуться и бежать от нападавших назад, к глухой стене сада, было глупо не только потому, что дальше было бы деваться некуда, но и по той причине, что карлик, как большой паук, уже разгонялся для удара.

Все, что мне оставалось, — это использовать смертоносную скорость движения моего противника против него самого. То есть подогнуть под себя ногу в мягком кожаном сапожке и прыгнуть с места, из круга дрожащего желтого света, в спасительный полумрак. Не назад, а почти навстречу убийцам, но чуть вправо, уходя от правой руки карлика с зажатой в ней железкой; я проскочил у его левого плеча и оказался под левой рукой одного из солдат. Второй солдат, даже и с копьем, и подавно остался на пару мгновений не у дел.

В три прыжка я оставил своих противников слева, почти за спиной. Неплохо для начала. Свиток к этому моменту уже валялся на ковре, а в правой руке у меня оказалась все еще горевшая масляная плошка. Ее я и швырнул в ближайшего ко мне солдата, особо не надеясь, что масло загорится. Но он, залитый маслом, все же инстинктивно отшатнулся, и тут я проделал старый, как сама базарная или уличная драка, прием — чуть погрузил на бегу ногу в песок и швырнул его ногой в лицо все тому же солдату.

Еще мгновение — и вот уже все трое моих врагов у меня за спиной, а я, успев ощутить запах их немытых тел, несусь примерно туда, откуда они пришли, — в направлении выхода из сада во двор, за которым — ворота на улицу.

А точнее — к каменной стене, отделяющей внешний двор от сада. К старой раскидистой груше, растущей у этой стены и подпирающей ветвями ее кладку.

Что ждет меня во дворе — еще солдаты и карлики? — я не знал, а что касается улицы, то сейчас, после второй стражи, при давно закрытых воротах всех кварталов, там просто никого не могло быть. Полагаться же на пустой улице на скорость своих ног мне, в моем довольно уважаемом возрасте, было бы опрометчиво. Поэтому все, что мне оставалось, — это попросту оказаться выше преследователей, а там уже действовать по ситуации.

Я схватился рукой за нижнюю ветку груши и позволил себе оглянуться и потерять таким образом еще мгновение-другое.

Плохо: солдаты уже успели обратить нехорошо улыбающиеся в лунном свете лица ко мне, а карлик, оставивший в песке садовой дорожки полукруглую борозду своего разворота, обогнал их и несся, пригнувшись, вперед.

Мастера боевых искусств взлетают по деревьям вверх, как белки. Я же карабкался по низко растущим ветвям, среди колючек, соскальзывая, шипя сквозь зубы и заставляя свои стонущие от неожиданной нагрузки ноги сгибаться под невероятными углами. Правая рука, испачканная в масле, чуть не подвела меня, соскользнув, — но вот уже я коснулся ногой благословенно шершавой черепицы на стене, подтянулся и развернулся назад.

Карлик, скрючившийся прямо подо мной, у подножия стены, раздвинул в широкой ухмылке рот среди свалявшихся веревочек бороды. Он не дал мне времени примериться, как бы ударить его по голове ногой: между оскаленных в улыбке зубов он вставил горизонтально свою длинную острую железку (тут я увидел, что у нее очень удобная рукоятка) и прыгнул на то же дерево.

Он взлетал по ветвям, как бесформенная черная тень, раскачиваясь на них и по инерции захватывая ветки одну за другой. За мгновение он лишил меня преимущества высокой позиции, заодно перелетев на дальнюю сторону дерева, так, что оно оказалось между нами.

Я не сомневался, что и на черепице он будет в выгодном положении. У меня оставался последний шанс — успеть встретить его, пока он не вскарабкался сюда и не ухватил свою железку рукой, и попытаться столкнуть его на землю, к солдатам, которые, даже с копьями, не представляли большой опасности для меня, пока я оставался наверху.