"Какой-то звук,

То пугало

Само упало".

Босе, 1670-1714.

В темноте Джоанна Ранд подошла к окну. Она простояла там довольно долго, обнаженная, вздрагивающая всем телом.

Ветер с дальних гор, холодно прижимаясь к стеклу, шумел в ветвях развесистой сосны.

В 4 часа утра город Киото тих даже здесь, в Гайоне — квартале развлечений с его ночными кафе и увеселительными заведениями. Невероятный город, подумала она, тысяча лет, а выглядит, как новенький. Киото, духовное сердце Японии, представлял собой очаровательную мешанину из неоновых огней и древних храмов, из пластмассовой дешевки и красивого, обработанного вручную камня, из худших образчиков кричащей современной архитектуры, лепившихся рядом с дворцами и богато украшенными усыпальницами, которые веками выдерживали жаркое сырое лето и холодную сырую зиму. Это был крупный город, который путем какого-то таинственного сочетания традиций и массовой культуры, давал Джоанне обновленное чувство человеческой неизменности и освежал ее иногда нетвердую веру в важность индивидуального.

"Земля вращается на своих осях, обращается вокруг солнца; общество непрерывно изменяется; город растет; люди создают новые поколения; и я буду продолжать делать, как и они", — сказала она себе. Эти мысли всегда утешали ее, когда она была в темноте, одинокая, болезненно возбужденная сильным, но неопределенным страхом, который приходил к ней каждую ночь и не давал ей уснуть.

Немного успокоившись, но не желая вернуться в постель, Джоанна накинула красный шелковый халат и надела тапочки. Ее тонкие руки все еще подрагивали, но уже не бесконтрольно. Она ощущала себя оскверненной, использованной, отброшенной за ненужностью, как если бы существо из ее ночного кошмара каким-то образом воплотилось в физическую форму и раз за разом грубо насиловало ее, пока она спала.

Вспомнившаяся боль пульсировала так ясно, как будто это была настоящая рана во влажном сочленении ее бедер.

"Человек со стальными пальцами добирается до шприца для подкожных инъекций...".

Этот один-единственный образ было все, что осталось ей от ночного кошмара. Но он был настолько живой, что, пожелай, она могла бы вспомнить все до мельчайших подробностей: строение металлических пальцев, звук механизмов, работающих в них, и свет, исходящий из их кончиков.

Она включила лампу около кровати и внимательно осмотрела знакомую комнату. Ничто не нарушало порядка, и в воздухе был только ее собственный запах, но у нее возникло сомнение: действительно ли она была здесь всю ночь одна.

Она задрожала.

Джоанна спустилась по узкой лестнице в свою контору на первом этаже. Резким движением она включила свет и остановилась в дверях, внимательно изучая эту комнату, как только что проделала наверху. Мягкий свет медной лампы отбрасывал пурпурные тени на книжные полки, сделанную из ротанга мебель и рисунки на рисовой бумаге. Силуэты кружевных листьев пальм в кадках отражались на стене напротив нее. Все было в порядке.

Письменный стол был завален бумагами, которые надо было разобрать, но она не любила заниматься подобной работой. Ей захотелось выпить.

Наружная дверь конторы выходила на площадку перед коктейль-баром "Прогулка в лунном свете". В этом заведении было не совсем темно: две приглушенные лампы горели над голубоватыми зеркалами над стойкой бара, и жутко зеленые лампочки светили у каждого из четырех выходов. Она могла видеть табуреты у стойки также хорошо, как и основную комнату вдали, где шестьдесят столиков и две сотни стульев располагались перед маленькой приподнятой эстрадой. Ночной клуб был молчалив и пустынен.

Джоанна зашла за стойку и налила стакан хереса. Отпив маленький глоток, она вздохнула и заметила какое-то движение около открытой двери в конторку.

Марико Инамури, ее секретарша и помощница, жившая у нее, спустилась за ней вниз. На Марико был надет мешковатый коричневый купальный халат размера на два больше ее; ее черные волосы, обычно скромно заколотые парой булавок слоновой кости, рассыпались по плечам. Она подошла к бару и села на один из табуретов.

— Выпьешь? — спросила Джоанна.

Марико улыбнулась:

— Хорошо бы немного воды.

— Давай что-нибудь покрепче.

— Нет. Только воды.

— Хочешь подчеркнуть, что я напилась?

— Ты не пьяна.

— Благодарю за доверие, — сказала Джоанна. — Знаешь, кажется, теперь каждую ночь примерно в это время мне придется заканчивать здесь, в баре. И не за стаканом воды. — Она поставила на прилавок воду.

Марико взяла стакан и стала медленно поворачивать его в руках, но не пила. Джоанна с восхищением наблюдала за ней. Благодаря врожденной грации Марико умела превратить обычнейшее действие в таинство. Она была довольно хорошенькой, с большими черными глазами и тонкими чертами лица, возраста Джоанны — около тридцати лет. Казалось, она не подозревала о своей красоте, и ее скромность, возможно, была самой приятной чертой.

Она пришла работать в "Прогулку в лунном свете" через неделю после открытия: устроилась на эту работу не только из-за жалования, но и из-за возможности попрактиковать свой английский с Джоанной. Она дала понять, что намерена проработать в кафе год или два, а затем добиваться должности исполнительного секретаря в одной из больших американских компаний, имевших представительства в Токио.

Но прошло шесть лет. Токио ее больше не манил. По крайней мере, она была сравнительно довольна жизнью.

"Лунный свет", — подумала Джоанна, — тоже очаровал Марико. Что он — главный интерес в ее жизни, так же верно, как и то, что он — единственный интерес в моей".

Кроме того, между ними возникла внезапная сестринская привязанность и участие друг в друге. Друзей они заводили одинаково нелегко. Марико была сердечная и очаровательная, но на удивление робкая для женщины, работающей в ночном клубе в Гайоне. Ее имидж был некая спокойная, замкнутая, тихо говорящая, держащаяся в тени японская женщина другого века. Джоанна была противоположностью Марико в темпераменте, живая и открытая. Она легко сходилась почти с любым, но ей было трудно переступить ту черту близости, что превращала знакомого в друга. Потому что дружба давалась ей нелегко, она делала все, чтобы удержать Марико. Она возлагала на эту молодую женщину все возрастающую долю ответственности в управлении "Лунным светом", ежегодно увеличивала ей жалование, и Марико отплачивала за это упорным трудом. Не договариваясь, они решили, что расставание было бы как не желательным, так и не нужным для них.

"Но почему Марико? — Джоанна стала размышлять. — Из всех людей я могла бы выбрать самого лучшего друга, но почему ее? Ну... потому что я абсолютно уверена, что Марико никогда не будет назойливой и никогда не будет слишком сильно интересоваться мною".