Воссоединение России с Крымом, для большинства населения нашей страны произошедшее случайно, внезапно и помимо его воли, вызвало удивительно массовый и длительный эффект, который крайне наивно воспринимать, подобно многим даже разумным либералам, как слепую, полную и всеобъемлющую поддержку власти со всеми ее недостатками и вполне очевидными пороками.

Сделанные уже фольклорными 85 % граждан, которые заявляют о своей поддержке государства (и, по мнению российских либералов, честно выраженному ими на плакатах, являются их «единственной проблемой» в России) в связи с Крымом, отнюдь не поддерживают его разрушительную либеральную социально-экономическую политику. И если бы социологи задали вопрос о поддержке конкретных либеральных мер правительства и Банка России, они, скорее всего, получили бы почти такое же единодушие, но уже в их неприятии и даже протесте против них.

Россия поддерживает воссоединение с Крымом, благодарна за него и даже лучше стала относиться из-за него к власти, но отнюдь не забыла при этом о своих собственных повседневных интересах и не склонна прощать власти пренебрежение ими.

Правящая бюрократия добилась колоссального успеха: ей удалось представить последствия своих разрушительных действий исключительно как результат западных санкций (на самом деле породивших лишь незначительную часть социально-экономических проблем нашей страны), переложив на Запад ответственность за свою пагубную политику в духе кошмарных 90-х годов. Однако это отнюдь не сделало ее более симпатичной в глазах общества, не отмыло ее донельзя коррупционную репутацию и тем более не вызвало поддержки безумных мер почти во всех важнейших сферах общественной жизни, которые она продолжает предпринимать.

С другой стороны, прозападная либеральная оппозиция, последовательно, энергично и открыто выступившая против насущных и самоочевидных интересов нашего общества, не просто разоблачила себя в его глазах, но и окончательно вычеркнула себя из России, делом доказав свою полную несовместимость не просто с прогрессом, но даже с самим существованием нашей страны.

С упоением поддерживая украинский фашизм практически во всех его русофобских проявлениях, российские оппозиционные либералы совершили политическое самоубийство, но благодаря своему организационному единству с привластной частью либерального клана остались на поверхности общественной жизни, сохранив свои финансовые, организационные, информационные и политические ресурсы.

В результате они стали постоянным раздражителем, отвлекающим на себя общественное негодование и отводящим его от правящей бюрократии, укрепляя и поддерживая тем самым ее позиции.

Эта услуга дорогого стоит — и, как показали три года лишения свободы, полученные сорвавшим концерт Макаревича нацболом (что, например, в полтора раза больше, чем два года, полученные первоначально скандальными «Пусси Райот»), соответствующим образом оплачивается.

Понятно, что данная ситуация неустойчива: неуклонно и последовательно разрушая своей либеральной, обслуживающей интересы глобального бизнеса социально-экономической политикой общественную стабильность, правящая бюрократия неминуемо сорвет общество в новый страшный системный кризис.

Однако и он не заставит российское общество отказаться от справедливости и правильности воссоединения с Крымом, как от него на разные лады требуют политические лоббисты глобального бизнеса и их подголоски всех мастей.

Крым совершенно неожиданно стал фактором объединения представителей самых разных социальных слоев и групп, ассоциирующих себя с Россией и связывающих с ней свое будущее. Фактический отказ правящей бюрократии от последовательного и принципиального выражения российских национальных интересов и последовательного их продвижения, выразившийся в нелепых заигрываниях с нацистской по своей сути хунтой, приведенной к власти Западом в Киеве, лишь подчеркнул политическое одиночество подавляющего большинства россиян, лишенных своего сколь-нибудь внятного политического представительства.

Однако лишенное естественных и, казалось бы, совершенно необходимых скреп (хотя и не духовных) в лице подобного представительства, это большинство не рассыпалось, не распалось, не растворилось в хаосе разнообразных информационных поводов, соблазнов и часто весьма эффективных провокаций, из которых складывается современная общественная жизнь.

Это превращает его в фундамент для формирования адекватной этому большинству политической силы, которая (хотя она отнюдь не обязательно сможет сформироваться) получит все возможности прихода к власти и долгосрочного доминирования, однако в настоящее время сам феномен возникновения и поразительной устойчивости этого большинства значительно важнее его возможных политических следствий.

Мем «КрымНаш!» оказался столь устойчивым, потому что выражает восторг от приобретения отнюдь не имущества, но правоты, а это значительно более важно для всякого носителя русской культуры.

Российское общество в принципе не возражало против доводов либералов о затратности воссоединения с Крымом, о неизбежности отвлечения на него значительных нужных стране и ее гражданам государственных средств, о сравнительной незначительности приобретаемых вместе с ним материальных преимуществ, но лишь потому, что все эти доводы были для него сугубо второстепенными, не имеющими принципиального значения.

Крым оказался важен для России не сам по себе, но лишь в силу абсолютной вынужденности (при всей неожиданности воссоединения с ним) этого «приобретения» — и столь же абсолютного неприятия его Западом.

Более двух миллионов человек на вполне демократичном референдуме (проведенном как минимум не менее демократически и свободно, чем признанные Западом «выборы» на Украине, в Афганистане, Ираке и на многих других дестабилизированных им территориях) выразили свое желание воссоединиться с Россией.

Даже не обращающие внимания на юридические тонкости — вроде отсутствия в тот момент украинской государственности как таковой в силу осуществленного в Киеве (под руководством представителей США, при открытом и деятельном участии министров иностранных дел Германии, Франции и Польши) нацистского по своему духу государственного переворота — не могли не понимать справедливости этого референдума.

Он спас два миллиона человек от чудовищной резни (а столкновения с активистами крымско-татарских националистов под стенами Верховного Совета Крыма накануне его занятия ополченцами позволяли предположить, что она уже начиналась) и остановил поезда с нацистскими боевиками (с омерзительным цинизмом названные «поездами дружбы»), уже отправленными в Крым для практического осуществления террора.

Миллионы россиян, во время разжигания русофобской истерии на Украине подвергнувшиеся самым разнообразным оскорблениям в социальных сетях со стороны на глазах сведенных с ума представителей «братского народа», а потом вынужденные просто спасать своих живших на Украине родственников от террора захватывавших власть бандитских «летучих отрядов», хорошо понимают, что воссоединение с Россией стало для Крыма спасением, которому не было альтернативы.