)) Почему «Алекс»? — спросил он.

)) Родилась я в самолете, посреди Атлантического океана. И родина моя — облака.

)) Так не бывает.

)) А вот бывает. Мой краснознаменный папашка вез из Америки запрещенную литературу, мама была на девятом месяце. Хотя была перестройка и печатали все подряд, мама перенервничала, ну, я и вышла на свет Божий. В зоне для курильщиков, у туалета, куда папа бегал за водой, все были навеселе, и каждый был готов принять роды, но папа выбрал двух киргизских логопедов.

)) И их обоих звали Александрами? Или Алексеями?

)) Терпение! Роды прошли как по маслу. А пуповину перехватили бечевкой из переплета самиздатовского «Архипелага ГУЛАГа». Папа даже пытался меня в него запеленать, но киргизы вовремя остановили. Родитель мой плакал от умиления и сообщил, что назовет меня «Гулага». Мама, услышав это, потеряла сознание. А когда очнулась, папа предложил более нейтральное имя: Александра-Исайя, двойное, как у французов. Мама сказала: просто Александра, или я рожаю ее обратно.

)) Ты гонишь!

)) Нет, я всегда говорю только правду. Меня назвали Сашей в честь бабушки. Мама, правда, хотела назвать Никой, как богиню победы. Она до дрожи любила «Мифы Древней Греции» Куна, прочитала книгу раз сто, пока ее не съела наша собака. Она обожала книги в матерчатых переплетах.

)) Какое совпадение! Моя мама тоже любила Куна и прочитала его книгу ровно девяносто девять раз. На сотый явилась богиня победы. Ее вместе с книгой съела наша собака. А меня назвали в честь собаки…

)) Стыдитесь, Никита, то, что вы написали — издевательство над девушкой и смыслом.

Ее действительно звали Сашей, и она была необычной девушкой во всех отношениях. «Запрется, бывает, в комнате, — рассказывала про нее соседке квартирная хозяйка, — и сидит там неслышно, и не отзывается, хоть милицию вызывай, а потом выходит на кухню с ботинком в руках и говорит: мол, не зажарить ли мне его с картошкой, а то есть очень хочется».

Саша снимала крохотную комнату, в которой скрипучий платяной шкаф был набит книгами, а пустые аквариумы хозяев — яблоками и мандаринами. Стены комнатки пестрели карандашными и акварельными рисунками. На одних были изображены непослушные букеты цветов, на других нарисованы шары, конусы и другие геометрические изыски, а на тех, что побольше, фигуры античных красавцев. Посреди комнаты, прямо на старых обоях, был написан пастелью Сашин автопортрет (благо квартирная хозяйка тогда уже уехала к дочке в Кишинев). Девушка на нем выглядела элегантно, как леди, правда, ее немного портила единственная в комнате розетка, которую Саша заметила слишком поздно. Получилось, что изо рта у леди с обоев перманентно свисала длиннющая белая макаронина, протянувшаяся к пилоту, втиснутому на письменный стол.

Саша приехала из Нижнего поступать в Строгановский художественный университет, но провалилась. У нее были всегда всклокоченные соломенные волосы, черные от краски пальцы и улыбка, как салют в небе. Нельзя сказать, что она была в полном восторге от жизни, и порой ей бывало грустно, зато она совсем не умела скучать. Саша горела желанием узнать все на свете, везде заглянуть и докопаться своими маленькими пальчиками до сути всех вещей. От роду ей было восемнадцать с половиной лет. Она умела пускать дымные колечки, роста была среднего, а двух ее красивых грудок никогда не было видно: одевалась Саша так, будто проходила стажировку в лагере террористов-смертников. Вообще к своей внешности она относилась равнодушно. Запоем читала книги, смотрела старое кино, водрузив ноутбук на подушку, и никак не могла сообразить, куда ей бросить все силы, чтобы втиснуть свое имя в историю мировой культуры.

Может, писать маслом на заказ портреты с пронзительными глазами? Или стать художником на съемках фильмов Михалкова вместо постаревшего Адабашьяна? Или устроиться суфлером во МХАТ и каждый вечер шепотом проговаривать выученные наизусть слова: «Люди, львы, орлы и куропатки…» (насчет собственного актерского таланта она себя не обманывала)? А может, по-быстрому свалить в Японию и до ста лет рисовать веточкой иероглифы на мокром песке в океанском прибое?…

Мысли приходили и уходили, она даже их не все успевала передумать. А пока в ожидании новой приемной комиссии подрабатывала графическим редактором в издательском доме, делала цветокоррекцию фотографий для интерьерных журналов. Работала не каждый день, но ей и этого хватало, чтобы, как она говорила, не видеть света Божьего. Бедной девочке, которая так и лучилась самой положительной в мире энергией, которая готова была прыгать от радости, завидев на небе смешное облачко, приходилось заниматься совсем ей неинтересными, пафосными интерьерами квартир. Таких, на которые ей пришлось бы откладывать деньги лет пятьсот. Чтобы хоть как-то отвлекаться от своей «каторги», в паузах между авралами она начала было читать в Интернете книжки, но это ей быстро наскучило. Читать она любила, держа книгу в руках, шелестеть бумагой, закладывать странички лентами и лопухами, а еще калякать на полях восторженные комментарии. Всех этих удовольствий электронные версии романов ей доставить не могли, и Саша совсем забросила это занятие. Она бы с удовольствием смотрела художественные фильмы на своем отличном мониторе, но кто-то до ужаса умный предусмотрительно заклеил бактерицидным пластырем Cdrom на ее стажерском компьютере. Слава богу, Интернет не отключили, он был ей нужен по работе.

Однажды она забрела на сайт знакомств. И здесь она нашла лекарство от авральных напрягов. Когда Саша чувствовала, что от вида бесконечных каминов, слоновьих кухонь и аэродромных ванных комнат голова начинает наливаться свинцом, она оборачивалась, чтобы убедиться, что никто из сослуживцев не стоит за спиной, крадучись заходила на сайт и начинала маниакально барабанить по клавишам.

Она быстро поняла, что общение на сайте похоже на игру, а порой — на маскарад. Какая разница, что ты напишешь? Никто за это не отшлепает, никто не будет жечь оскорбленным взглядом, никто даже не обидится. Играй!.. В ее виртуальной костюмерной было множество нарядов и масок.

Перед кем-то она разыгрывала роль Лолиты, перед кем-то — Жанны д'Арк, для некоторых она принимала образ хрупкой и мечтательной Ассоли, иным приходилось общаться с Эллочкой Людоедкой.

Почти все «солидные адресаты», едва познакомившись, приглашали ее в кафе или к себе домой, но Саша лишь смеялась. Особенно щекотали нервы приглашения в шикарные рестораны Москвы, полученные в тот момент, когда в животе поднывало от голода, а из продуктов оставалось одно яблоко, и то с черным бочком.

Один старичок раз в неделю звал ее к себе домой, писал, что будут свечи и шампанское, лепестки роз и кальян. Денег сулил. Но стоило Саше произнести слова «записываю ваш домашний адрес», и старичок на время исчезал из сети. Вероятно, на него нападал страх, что Саша — криминальная наводчица, клофилинщица или просто смерть с косой.