Вы окружили себя собственными снами, и это сновидение будет тянуться, пока вы не проснетесь.

Ошо

.

Дальний Восток. Тайга.

Между деревьями стоял туман. Верхушки старых елей тонули во мгле, и где-то рядом, невидимый в белесом мареве, потрескивал сучьями, шуршал опавшей хвоей затаившийся враг.

- Ну, где ты там? - с пьяной удалью выкрикнул охотник, вскидывая ружье. - Выходи! Что, молчишь? Молчишь… боишься! Думаешь, тебя пуля не возьмет? Она у меня серебряная! На оборотня!

Тишина, нарушаемая звуками леса, была ему ответом. Туман стоял в голове охотника, тяжелый хмельной угар.

«Они обе исчезли, - думал охотник. - Покинули меня. Сначала одна… потом другая. Они обманули меня! Обещали счастье, неслыханную удачу… восторг и упоение - любовью, властью! Над золотом, над душами людскими… над женщинами! И где это все? Утекло, просочилось между пальцев, как талая водица. Правда, у меня еще кое-что осталось, вернее, кое-кто. Она! Волшебная, милая, сладкая… и недоступная. Она тоже ускользает… Как мне сделать ее своей? Навсегда, навеки? Такую приступом не возьмешь, придется подбираться на мягких лапах… словно таежный князь к желанной добыче!»

Громкий треск справа, за покрытыми лишайником стволами, заставил его вздрогнуть и, не целясь, выстрелить.

- Ха-ха! На, получай! Ха-ха-ха! - захлебываясь истерическим смехом, завопил он. - Получай, чудище!

Снова воцарилось спокойствие, и только потревоженные звуком выстрела птицы застрекотали, зашумели, взлетая.

- Что тебе нужно, урод? - со слезами в голосе спрашивал охотник. - Ты же сам все можешь! Ты уже забрал у меня все! Осталась она… одна она…

Спотыкаясь о гниющий валежник, он побрел вперед, наугад, пока под ногами не чавкнуло и не ударил в нос острый запах болота. Страх, змеей свернувшийся в груди охотника, распрямился, выбросил тысячи ядовитых жал, остановил кровь в жилах. Зыбкая почва слабо колыхнулась и замерла; замер, охваченный ужасом, и охотник. Трясина! Вот куда заманил его проклятый оборотень…

Охотник дернулся, ринулся в сторону, но только опасно потревожил трясину, - с тихим утробным вздохом она прильнула к его ногам и жадно потянула их вниз. Каждое движение жертвы только усиливало ее цепкую хватку.

Предсмертную тоску ни с чем не спутаешь. И охотник опустил руки, задохнулся в ее неумолимых тисках… Или это разлилась по всему телу ставшая в последнее время привычной боль, которая то накатывала резким удушьем, то отступала?.. Сквозь густую пелену ее смутно долетали до охотника грузные, приближающиеся шаги оборотня…

- А-ааа-аааа-а! - хотел закричать он. Но из синеющих губ вырвалось слабое шипение, отдающее запахом перегара…

Кажется, оборотень оказался еще страшнее, чем мог предположить охотник. Он надвигался, застилая собою белый свет, и хруст валежника под его лапами взрывался в ушах охотника, как динамит, которым глушат в здешних реках рыбу.

«Он убьет меня… - мелькнуло в гаснущем сознании охотника. - Мое тело засосет трясина, и никто никогда не узнает, как закончилась моя жизнь. Или я уже умер… и вижу перед собой существо из ада, которое явилось по мою душу…»

Москва. Полгода спустя

Альбина Эрман выбирала костюм для вечернего выхода. Сегодня ей надо выглядеть шикарно и соблазнительно, - возможно, мужчина ее мечты, наконец, решится и сделает ей предложение. Все к тому идет последние пару месяцев.

- Примерьте вот это, - предложила продавщица, худощавая девушка в мини-юбке, коротко стриженная, с крашеной челкой торчком. - Элегантная модель!

«Совсем как я в начале своей карьеры», - подумала госпожа Эрман, глядя на нее. Снисходительно кивнула и пошла к примерочной кабинке.

Белый костюм вправду оказался ей и впору, и к лицу: юбка в обтяжку, едва закрывающая колени, приталенный жакет с гладким длинным рукавом, с оригинальной скрытой застежкой смотрелся великолепно за счет переливов благородного атласа. Отсутствие вычурных деталей только подчеркивало изысканные линии безупречного кроя.

Цена немного смутила, - но Альбина колебалась одно мгновение, после чего переоделась, вышла из примерочной и велела продавщице упаковать покупку. В такой день экономия неуместна.

По дороге домой госпожа Эрман невольно погрузилась в воспоминания, - как несмышленой девчушкой выпорхнула из школы, как отвергла инициативу родителей помочь ей поступать в медицинский институт, где они оба работали на кафедре кардиологии, и устроилась на работу в парфюмерный магазин. Подобным поступком Альбина нанесла сильнейший удар отцу и матери: потомственные врачи, они не представляли себе единственную дочь, - красавицу и умницу, выросшую в интеллигентной семье, - за прилавком, продающей мыло, кремы и духи. Вульгарная, бесперспективная профессия! Предки Эрманов приехали в Россию еще при царе, да так здесь и осели: открыли частную практику, лечили высокопоставленных особ, их жен и детей, нужды в деньгах не испытывали и своих чад отправляли учиться медицине в Европу, дабы те продолжали славную династию. Альбина первая нарушила укоренившийся, казавшийся незыблемым порядок. А Эрманы ставили порядок превыше всего, и даже века, прожитые в Санкт-Петербурге и Москве, не смогли их существенно изменить.

- Ты должна стать врачом, как мы! - твердили Альбине родители. - Люди болеют во все времена, при любом раскладе медик без куска хлеба не останется. Быть врачом престижно!

- Брать взятки у больных? - возмущалась дочь. - Нет уж. Увольте! А государство платит гроши. И вообще всю жизнь провести у постели хворых, заглядывать в чужие рты и ночные горшки - это не для меня.

Отец сокрушенно вздыхал, мать плакала украдкой, - но Альбину ничто не остановило. Она пустилась в одиночное плавание по океану, имя которому коммерция. Через полтора года молодая девушка настолько преуспела в торговле парфюмерией, что ее назначили старшим продавцом, а затем и заведующей отделом: при условии заочного обучения.

Не долго думая, Альбина поступила в торгово-экономический институт на факультет менеджмента, и через пять лет уже заведовала магазином. У нее появилась мечта стать хозяйкой пусть маленького, но своего бизнеса, - давать индивидуальные консультации, предлагать эксклюзивную косметику и духи. Три года ушло на становление, и в двадцать семь лет Альбина уже была владелицей небольшого, но весьма изысканного салона «Камелия», где кроме нее работали еще две женщины: визажист-имиджмейкер и косметолог. Дело начало приносить доход, позволило рассчитаться с долгами и кредитом. Прибыль госпожа Эрман пускала на развитие сети салонов «Камелия».

К тридцати годам Альбина стала вполне обеспеченной, независимой, ухоженной, стильной дамой и впервые задумалась о замужестве. Ее требования к будущему претенденту на руку и сердце были очень высоки. В «кормильце» она не нуждалась, материнства не жаждала, «вить гнездо» и «обустраивать домашний очаг» тоже не входило в ее планы.