Посвящается Дейву Киккерту, живущему такой же жизнью, как герои романа, а также Тони Бушеру и Фреду Дэннею

«Плимут» выпуска 1969 года свернул с Фултон на Седьмую авеню в направлении, противоположном парку «Золотые Ворота». Это был спокойный жилой квартал в ричмондском округе Сан-Франциско: белые прохожие сменились здесь черными, а кое-где и китайцами. «Плимут» ехал медленно, свет его фар выхватил из темноты несколько табличек с надписью «Продается», висящих на стенах узких двух— и трехэтажных домов. Была полночь.

В самом центре квартала одинокий человек за рулем увидел припаркованный перед закрытым супермаркетом «Сейфуэй» лимузин «меркьюри-монтего» выпуска 1972 года.

— Прибыл точно по адресу, — тихо обронил он, присвистнув сквозь зубы.

Мужчина поставил машину за углом. Отыскав на откидном столике несколько скрепленных вместе листков бумаги с проложенной между ними копиркой, он свернул их втрое и сунул во внутренний карман пиджака. Вытащил из-под приборной доски электрический фонарь, снабженный магнитом для крепления, достал из «бардачка» связку ключей и отмычек и два странного вида стальных крюка.

Ботинки на толстой каучуковой подошве, позаимствованные у сторожа в гараже, совершенно бесшумно ступали по тротуару. В свете уличных фонарей его лицо с широким приплюснутым носом и тонкими усиками казалось совсем черным; весил он сто пятьдесят восемь фунтов, но широченные плечи придавали ему вид человека куда более грузного.

«Монтего» был заперт.

Едва мужчина осветил фонариком водительское сиденье, как в окне центрального эркера близлежащего здания, за белой кружевной занавеской, появилась чья-то голова. Если черный человек и заметил ее, он ничем этого не показал. Лицо тут же исчезло, и через несколько мгновений дверь подъезда распахнулась и на ступени легла большая тень.

— Эй ты, а ну вали прочь от машины!

Не получив никакого ответа, жилец дома прямо в носках стал спускаться по лестнице. У него было круглое бледное лицо и вьющиеся каштановые волосы.

Черный наконец поднял глаза:

— Вы владелец этого автомобиля, сэр?

— Не твое собачье дело!

— Вы Харольд Дж. Уиллетс? — настойчиво продолжал спрашивать черный. Чтобы вспомнить это имя, ему пришлось заглянуть в свой листок. Он помнил марки автомобилей, лицензии, адреса, но не имена.

— Да, — подтвердил Уиллетс, подойдя ближе и заглядывая в бумагу.

Черный удовлетворенно кивнул, как это сделал бы доктор при подтверждении его диагноза рентгенограммой.

— Хорошо, сэр. Меня зовут Бартон Хеслип, мне дано распоряжение отобрать у вас автомобиль за неуплату взносов.

— Распоряжение отобрать мою машину?

— Да, сэр, официальное распоряжение банка. Отдайте мне, пожалуйста, ключи.

— Ну конечно, так я их и отдал, — насмешливо произнес Уиллетс. Он постепенно обретал уверенность в себе. — И ты не можешь отобрать у меня автомобиль. Скажи этим банковским крысам, что не сумел его найти. Да ты бы ни за что не нашел его, если бы кто-то не сломал замок гаража.

Хеслип ничуть не был удивлен: еще с вечера он воткнул в этот замок обломок зубочистки, надеясь, что Уиллетс не сможет отпереть гараж и оставит машину на улице. Он уже целую неделю охотился за этим «монтего».

— В чем там дело, Харри? — На крыльце появилась женщина в выцветшем розовом бархатном платье и вязаных шерстяных шлепанцах.

— Пошел ты куда подальше! — сказал Уиллетс Хеслипу, а своей жене объяснил: — Этот ниггер... этот парень говорит, что он из банка, и хочет забрать мой автомобиль.

— Что? — негодующе взвизгнула женщина с холодным белым лицом и как была, с бигуди в волосах, спустилась по ступенькам. — Он не может этого сделать, Харри, скажи ему, что он не может этого сделать!

Хеслип вздохнул: иметь дело с женами своих подопечных — сущая морока. Пробежав глазами письменное распоряжение в его руке, она спросила:

— Что это за агентство «Дэниел Кёрни и компаньоны»?

— Это сыскное агентство, обслуживающее банк, мэм.

— Но мы же не получали никакого предупреждения.

— Вы уже пропустили два взноса. Завтра — срок третьего, — терпеливо объяснил он. — Ни один банк не оставит такого без внимания, вам наверняка было отправлено предупреждение. К тому же вы знаете, что за вами долг.

— Но вы не можете забрать машину, — настаивал Уиллетс. — Еще днем Мэ отвезла деньги в банк.

— Тогда в вашей кредитной книжке должна стоять печать кассира.

Мэ метнула гневный взгляд на мужа:

— Я... отправила деньги по почте.

— Тогда у вас должны быть корешки квитанций.

— Я послала наличными, — в отчаянии сказала она. — Наличными деньгами.

— В самом деле? — В голосе Хеслипа вдруг зазвучало яростное презрение. — Перевязали резинкой триста десять долларовых банкнот и сунули их в почтовый ящик? — Он повернулся к Уиллетсу: — Есть ли у вас в машине какие-нибудь личные вещи, которые вы хотели бы взять?

Уиллетс переступил одетыми в одни носки ногами по сырому тротуару, запоздало осознавая, что замерз. Этой весенней ночью было довольно свежо, с океана потягивало ветерком, в воздухе клубились легкие тени тумана.

— Я потерял ключи, — заявил он, довольный собственной находчивостью.

Хеслип пожал плечами, вытащил из кармана один из своих стальных крюков, вставила дверную щель; резкое сильное движение кисти — и дверь открылась.

— Ах ты, черный ублюдок! — завопил пораженный Уиллетс.

Хеслип стремительно повернулся и отскочил в сторону от двери, чтобы она ему не мешала. Глаза его горели угольями. Видя выражение его лица, Уиллетс, примирительно подняв ладони, попятился.

— Не смей трогать моего мужа! — завизжала Мэ. — И что у тебя за работа такая поганая: хватать порядочных людей за горло!

— Я плачу по всем своим счетам, — тяжело дыша, сказал Хеслип.

— Да катись ты ко всем чертям! — скривив рот, отрезал белый. — Забирай эту проклятую колымагу. — Он выудил связку ключей из кармана и что есть сил швырнул ее в «меркьюри». От удара водительское стекло покрылось сетью мелких трещин.

Хеслип вытащил ключи из сточной канавы.

— Так вы не хотите взять свои личные вещи?

Его голос снова звучал ровно.

— А это уж твоя забота, но смотри, чтобы, когда я получу машину обратно, все мои вещи были на месте, не то я вашу вшивую компанию по судам затаскаю...

С этими словами он стал подниматься по окаймленным кирпичами ступеням. Жена последовала за ним; ее негнущаяся спина выражала крайнее презрение и негодование. Остановившись на верхней ступени, Уиллетс открыл парадную дверь и обернулся.