Тутти, Пончик, где ты шлялась?

В сладкой пудре извалялась!

Лучше, Тутти, к нам кати,

Мы ужасно есть хотим!

Дети кружились вокруг, дико хохоча, и Лора Тутти на мгновение с ужасом подумала, что ее действительно могут съесть.

– Отстань от меня! – крикнула она мальчишке, который подкрался сзади и больно дернул ее за косичку. – Уйди, дурак противный!

Мальчишка зло прищурился, мерзко расхохотался и начал кричать на весь двор:

– Спешите, спешите! Продаются пончики от толстухи Ло! Налетай, недорого, всего три цента! Подходи скорей, пока все не съели!

На глаза Лоры Тутти навернулись слезы обиды. Она хотела ударить соседского мальчишку, но он ловко увернулся, и ей не удалось дотянуться до его противной рожи, скорчившейся в гримасе.

– Тутти, Пончик, где ты шлялась?! – снова закричал мальчишка и надул щеки, изображая пухлое личико Ло.

Дурацкие стишки тут же подхватили другие мальчишки и девчонки. И маленькая Лора, обливаясь слезами, с трудом вырвалась из их визжащего круга и побежала домой.

Андрес постучал по двери внучки набалдашником трости, но ему никто не ответил.

– Ло! – крикнул он, приоткрыв дверь. – Уже три часа! Все проспишь, детка…

Ло не отвечала, она спала. Андрес понял, что внучке снова снятся плохие сны – она натянула на голову подушку и бормотала что-то возмущенно-обиженное. Он склонился над ее кроватью и легонько потряс внучку за плечо.

– Ло-о, – позвал Андрес, чуть отгибая край прижатой к голове подушки. – Если не хочешь, чтобы Крис Бэйкер позвонил тебе лично…

Напоминание о Крисе Бэйкере, режиссере театральной труппы, где работала Ло, поднимало внучку лучше любого будильника. Этот прием Андрес применял уже не раз, и тот всегда срабатывал безотказно.

– Крис Бэйкер? Звонит? – Подушка полетела в одну сторону, одеяло в другую. Ло, разрумянившаяся со сна, растрепанная, в белой пижаме с дельфинами, села на кровати и вытаращила на деда сонные глаза. – А где трубка?

– Пошутил… – расплылся в улыбке Андрес.

В такие моменты от гнева Ло деда спасала только его улыбка, задорная и ласковая, как первые солнечные лучики, проскользнувшие в комнату сквозь желто-синие шторы.

– Да ну тебя, – сделав сердитое лицо, сказала Ло и потянулась. – Я что, опять проспала?

– А то как же… Одевайся скорее, иначе не успеешь позавтракать.

– А что на завтрак?

– Лепешка с куриным мясом, джем, тосты и кофе со сливками, – перечислил дед. – Учти, ляжешь обратно в кровать – все остынет.

– Угу, – сонно кивнула Ло.

Дед, опираясь на трость, поковылял из комнаты, а Ло, взглянув на часы и ужаснувшись, подлетела к шкафу. Каждый раз, когда она открывала зеркальную дверцу, на нее смотрела пухлая розовощекая молочница с глазами грустной коровы. Каждый раз Ло вздыхала, глядя на свое отражение, каждый раз обещала себе сесть на диету и каждый раз забывала о своем обещании уже в обед, когда желудок начинал издавать звуки, напоминающие игру плохого трубача.

Ло похлопала себя по торчащему над пижамными штанами животу и решительно заявила отражению:

– Ну все, с едой покончено. С сегодняшнего дня сажусь на диету.

Но, вспомнив о лепешке с сочной куриной грудкой, Ло решила с диетой немного повременить.

– Ладно, не буду обедать. И ужинать тоже не буду. Говорят, вредно есть после семи. От этого толстеешь…

Надев широкую темно-синюю рубашку и льняные брючки на резинке, Ло побежала завтракать.

– Сегодня генеральная? – поинтересовался дед, наливая внучке кофе.

– Угу, – ответила Ло, заталкивая в рот большую лепешку, в которую дед обычно заворачивал куриную грудку с густым соусом, овощи, печеный картофель и сыр – получалось что-то вроде «буритто» или «тако».

– А завтра премьера?

– Угу… Помзвони Лумкамсу омн хомтел приймти… – пережевывая курицу, попросила Ло.

– Не разобрал, детка…

– Позвони Лукасу, он хотел прийти, – повторила Ло, дожевав курицу. – Похоже, это последний спектакль, который он увидит в нашем театре, – вздохнув, добавила она.

– Не знал, что он уезжает так скоро, – задумчиво пробормотал Андрес. – Жалко, славный парень. Таких у нас мало. Да и вообще таких мало осталось на этом свете. Обидно, что он так и не стал моим зятем…

– Де-ед… – раздраженно покосилась Ло на Андреса. – Ты меня решил извести по этому поводу? Насильно мил не будешь – знаешь такую поговорку?

– Знаю, Ло, не первый год на этом свете, – ответил Андрес и мечтательно прищурился. – А еще я знаю, что капля камень точит.

– Я, знаешь ли, не камень… – буркнула Ло, запивая тост горячим кофе. – И вообще, хватит меня донимать. Просто позвони ему, и все. Мы с ним хорошие друзья, не больше. Смирись с этим, дед.

– Ага, и еще смириться с тем, что у меня не будет внуков… – хмуро пробубнил Андрес.

– Можно подумать, Лукас – единственный, за кого я могу выйти замуж, – обиженно возразила Ло. – И потом, ты знаешь, у меня на первом месте – театр, – добавила она.

– Это и пугает. Останусь на старости лет один-одинешенек…

– А я не в счет? – возмутилась Ло. – Хватит ворчать, дед.

Она поднялась из-за стола, вытерла полные губы салфеткой и чмокнула деда в морщинистую щеку.

– Не останешься, не беспокойся. Я тебя не брошу. И вообще, это тебе надо жениться. На Эвелин, например… Думаешь, я не вижу, как она, взвешивая свиную вырезку, подмигивает тебе…

– Единственным глазом, – хмыкнул дед. – Иди уже, Ло, опоздаешь… За тобой заехать вечером?

– Нет, дед, я не знаю, во сколько все закончится. Бэйкер может промурыжить нас и до одиннадцати.

– Тогда тем более заеду. Нечего шляться одной по улицам в такое время…

– Тогда я сама позвоню Лукасу. Пока!

Ло помахала деду рукой, надела кроссовки и, схватив рюкзак, выскочила из дома, с ужасом предвкушая вопли Бэйкера из-за ее опоздания на генеральную репетицию «Отелло».

Ло забежала за кулисы, стащила с себя рюкзак и покосилась на часы. Кажется, чаша воплей Бэйкера на этот раз ее минует… До начала репетиции оставалось всего пять минут, но Ло знала, что успеет и переодеться, и загримироваться, не без помощи Мэй, конечно…

– Привет, крошка Ло! – улыбнулся ей декоратор Коул, молодой парень, по уши влюбленный в Анжелу Трэвис, главную актрису театра. О его сумасбродной любви слухи ходили по всему театру. На свою более чем скромную зарплату он умудрялся осыпать Анжелу роскошными букетами цветов, но та только улыбалась своей загадочно-театральной улыбкой, не проявляя никакого сочувствия к Коулу, тающему от любви как свечка.