Император, мужчина с одутловатым лицом и набрякшими мешками под глазами из-за бессонных ночей, заметно выпирающей нижней челюстью из-под уже начинающей седеть короткой испанской бородки, выглядел значительно старше своих тридцати четырех лет. Он с любопытством посмотрел на молодого статного мужчину, вошедшего в кабинет в сопровождении вице-канцлера, пана Якоба Куртиуса, и придворного лекаря, пана Тадеуша Гаека.

Не доходя нескольких шагов до императора, сидевшего в кресле, вошедшие низко поклонились. По протоколу двора императора требовалось приветствовать двойным «испанским» реверансом, но на неофициальных встречах Рудольф II разрешал обходиться минимумом церемоний, о чем перед аудиенцией предупредил гостя вице-канцлер.

В кабинете кроме императора находился могущественный советник, обер-камерарий[1] пан Вольфганг фон Румф. На его груди на золотистого цвета шнуре гордо висел массивный золотой ключ, указывающий на высокое положение пана Румфа, за которым закрепилось прозвище «десница императора». Он с надменным видом стоял чуть в стороне от кресла императора и одарил вошедших презрительной, брезгливой улыбкой, показав этим, что он знает наперед суть их дела и результат этой встречи. У окна, за небольшим столиком, согнувшись, расположился секретарь императорской канцелярии, разложив возле себя письменные принадлежности на случай, если императору понадобится что-либо записать.

Вошедший молодой мужчина быстро взглянул на императора и тут же опустил глаза. Он знал, что со столь могущественными особами, как и с дикими животными, опасно встречаться взглядом. Но ему было достаточно и мимолетного взгляда, чтобы оценить ситуацию и понять, как себя вести.

«Правду говорят, что император нелюдим. Подобные встречи при дворе английской королевы Елизаветы проходят в присутствии множества придворных».

— Ваше императорское величество, осмелюсь представить вам доктора Эдварда Келли[2], прибывшего в Богемию из Англии, — торжественно произнес вице-канцлер, высокий статный мужчина в темно-бордовом камзоле.

Он немного замялся, раздумывая, стоит ли монарху напоминать о его предыдущей встрече с Келли?

Воспользовавшись этой паузой, пан Гаек выпалил скороговоркой:

— Прославившегося алхимическими опытами по превращению неблагородных металлов в благородные. Обладающего невероятным даром общаться с ангелами и духами потустороннего мира. — На пана Гаека была возложена обязанность предварительного знакомства с адептами герметических наук, оценки их деятельности и того, насколько они могут быть интересны императору. — Позвольте, ваше величество, сообщить…

Император жестом руки оборвал заготовленную речь лекаря. Тот, недовольный этим, покраснел, надул щеки.

— Я помню доктора Келли и желаю сам разговаривать с ним. — Император говорил, несколько растягивая слова, и это придавало речи тягучести, необычной для немецкого языка.

Подкрепляя свои слова, Рудольф II указал лекарю на дверь, и тот, еще больше покраснев и смутившись, пятясь и непрерывно кланяясь, весьма огорченный, вышел из кабинета. Было видно, что он рассчитывал присутствовать при встрече, так как приложил немало усилий для того, чтобы она состоялась.

Император окинул изучающим взглядом застывшего перед ним молодого мужчину с гордой осанкой. Тот стоял, потупив взгляд, но в нем ощущались уверенность и сила. Длинные темные волосы опускались до плеч, были красиво уложены, завитые на кончиках. В Праге модной была короткая стрижка, которая ему больше пошла бы. Лицо с правильными, благородными чертами напоминало лица римлян-патрициев с гравюр, на нем гармонично смотрелась аккуратно подстриженная темная бородка. Одет он был по итальянской моде: камзол с нелепыми пышными разноцветными рукавами в виде буфов и обтягивающие узкие бедра панталоны кричащего лилово-желтого цвета, подобные тем, какие носит праздно шатающаяся по городу молодежь.

Императорский двор, по примеру Рудольфа II, в одежде отдавал предпочтение более сдержанному испанскому стилю, для которого были характерны строгий покрой и темные цвета. Подобный вкус выработался у императора в молодые годы, проведенные при дворе его дяди, испанского короля Филиппа II. Рудольф был одет в бархатный камзол гранатового цвета, с неудобным, натирающим подбородок испанским воротником-колесом.

Щегольской вид и молодость доктора Келли резко отличали его от прочих алхимиков, людей старшего возраста, чьи волосы и бороды были убелены сединой, говорящей о мудрости и жизненном опыте, а лица болезненно изнурены от постоянного контакта с вредными веществами. Келли было трудно представить среди реторт и прочей алхимической утвари.

Император понимал, что большинство его алхимиков безумны, но без сожаления тратил деньги на опыты, проводимые ими. Ибо и он, и они были одержимы одной мечтой, и он верил, что в один прекрасный день все потраченное золото вернется сторицей.

«Все гении одержимы безумием, иначе быть не может. Раскрыть секрет философского камня может только тот, кто иначе взглянет на свойства минералов, применит к ним необычный подход. Кто, как не безумец, свободен в своих мыслях и действиях?»

Привлекая для опытов алхимиков разных вероисповеданий и сам занимаясь алхимией и магией, император Рудольф II был рьяным католиком. Заняв трон императора, вначале он поддался уговорам папы Сикста V и жесткими методами принялся окатоличивать народы империи, значительную часть которых составляли протестанты разного толка. Он столкнулся с яростным и упорным сопротивлением, грозившим вылиться в гражданскую войну и сильно нарушавшим его внутреннее равновесие. А свое личное пространство император Рудольф старался оградить от всего. Поэтому он вел политику веротерпимости, а делами империи поручил заниматься приближенным вельможам, что давало ему возможность предаваться своим увлечениям.