Антон Измерлиев

Знаки

Буквы в витаминном супе образовали слово БЕГИ. И ведь знал он, что в таких случаях нужно бросать всё и бежать, плевать, чем ты был занят. Даже если жена, с которой всё чуть не дошло до развода, пошла на мировую и кормит тебя на кухне витаминным супчиком. Всё равно, знаки врать не будут. Если бы знак был один, то ещё туда-сюда, можно списать на собственную мнительность. Но ведь и тени на полу легли не по солнцу, как положено, а вразброд и перехлёст, вычертив на линолеуме символ Чёрного венца. А уж если появлялся Чёрный венец, то дело было швах. И, всё-таки, он сидел и перемешивал ложкой вермишелевые буквы в супе, словно это могло что-то изменить.

"Не вкусно, Миша?", — спросила жена, заметив, что он долго возится с едой.

"Что ты, очень вкусно", — соврал он, отправляя в рот полную ложку. Буквы в тарелке снова сложились в БЕГИ.

Он подумал было показать их жене, но быстро отбросил эту затею. Предыдущие попытки ни к чему хорошему не привели. Не всем дано видеть.

Жена села напротив. Он заметил, что седая прядка в её волосах исчезла и подумал, что она всё-таки начала краситься. Жена машинально поправила причёску. Седая прядь появилась там, где и должна была находиться. Он моргнул, стараясь отогнать наваждение. Когда снова посмотрел на жену, прядка была на месте.

"Наверное, до этого волосы закрывали", — успокоил он сам себя.

Тарелка опустела. Жена поставила её в раковину и налила ему большую кружку чая. Когда он поднёс кружку к губам, чаинки закружились Воронкой. Худо. Так худо, что хуже и некуда.

"Как проходят сеансы?", — спросила жена.

"Отлично", — во второй раз за сегодня он, — "Доктор говорит, что мы практически закончили".

"Я думаю, с этим не стоит торопиться", — осторожно заметила жена.

Он тут же согласно закивал.

"Я ему так и сказал", — снова ложь. Но доктор уверен, что мы справились. Буду приходить раз в месяц на профилактический осмотр и всё".

"Доктор так сказал?", — переспросила жена, глядя на него в упор.

"Она знает", — тоскливо подумал он, — "Она всё знает".

Сеансы он давно забросил. Доктор был один из них либо на них работал. Знаки чётко на это указывали. Сукин сын раздобыл номер жены и позвонил ей.

Видимо, он сказал это вслух, потому что жена тут же подтвердила:

"Да, позвонил. Ты опять мне врешь, Миша".

Он опустил голову.

"Прости", — пробормотал он.

Она горестно вздохнула.

"А я-то дура, уши сначала развесила, думала, всё наладится. Ох и дура".

Он ссутулился, как побитая собака и молчал. Её же, как всегда, понесло. Ему припомнили всё — и интрижку с коллегой (интрижку, которую жена придумала), и забытая годовщина свадьбы и прочая, прочая, прочая. Под конец её речи он начал чувствовать себя чудовищем, по сравнению с которым Гитлер был не так уж и плох. Наконец поток обвинений иссяк. Жена снова горестно вздохнула, словно подводя итог, и обмякла на стуле.

Он понял, что это подходящий момент и осторожно накрыл её ладонь своей.

"Я буду ходить на сеансы. Правда".

Новый вздох.

"И врать не буду!", — горячо воскликнул он, сам изумляясь прозвучавший в голосе искренности.

Она посмотрела на него.

"Обещаешь?"

"Обещаю", — твердо сказал он.

Жена потянулась к нему, чтобы поцеловать и в этот миг он увидел, что белая прядь снова исчезла.

"И вообще, она же была с другой стороны", — пронзила его мысль и прядь тут же переместилась на правый висок жены.

Он вскочил из-за стола. Жена испуганно отдернулась назад.

"Ты что?", — спросила она.

Он схватил со стола нож и выставил перед собой.

"Миша, успокойся, Мишенька…", — залепетала она, начиная подниматься из-за стола.

"Сиди!", — взвизгнул он и рубанул ножом по воздуху.

Она опустилась на место.

Пятясь, чтобы держать жену в поле зрения, он вышел в коридор. Дверь была заперта. Стоя к ней спиной, он пытался одновременно нащупать защёлку и не выпускать из виду проход на кухню. Но там всё было тихо, только изредка до него доносились всхлипы жены. Он обернулся к двери и протянул руку к защёлке. Но едва его пальцы коснулись ручки, резкая боль пронзила левую половину головы. Это тоже был знак и он не раздумывая метнулся вправо. Споткнулся о полку с обувью, полетел кувырком на пол и тут же на место, где он стоял секунду назад, обрушился страшный удар. Нечто тёмно-зелёное со свистом рассекло воздух и с треском врубилось в ламинат, разшвыряв вокруг щепу. Не вставая, он метнулся обратно в кухню, прочь от двери, мимо жены, если то, что стояло в прихожей, ещё можно было так называть. Потому что тёмно-зелёное нечто, чуть было не угробившее его, теперь заменяло его жене руку. Плечо осталось прежним, обычным женским плечом, а вот то, что ниже локтя, покрылось хитиновым панцирем, усыпанным острыми костяными наростами. Венчал конечность огромный коготь, больше напоминающий серп. Да и с лицом Ольги произошли изменения. Выдвинулась вперёд нижняя челюсть. Скулы вспухли двумя острыми буграми, угрожая порвать натянутую на них кожу. Увеличился и набух лоб. А ещё… Под кожей что-то двигалось, что-то менялось, деформировалось и перестраивалось. Всё это успел он заметить за тот краткий миг, который занял бег до кухни. Он захлопнул за собой дверь, провернул замок. Тут же подтащил к двери стол. Из коридора донёсся тяжёлый топот и тут же страшный удар сотряс дверь, едва не сорвав её с петель. Он метнулся к холодильнику, упёрся в него плечом и рывком свалил на пол, подперев стол. Дверь трещала и выгибалась под ударами и он возблагодарил Бога, что поставил добротную деревянную дверь, а не дрянь из дсп. Той бы и на пару секунд такого натиска не хватило. Но и дерево долго не продержится. Что делать, что делать, лихорадочно метались мысли. Он машинально разжал затёкшие пальцы и из них выпал позабытый нож. Точно, нож. Он подобрал его с пола и почувствовал себя чуть увереннее. Но шансов подобраться к существу так близко, чтобы воспользоваться ножом, не было никаких. Взгляд его упал на швабру, стоящую у стены. В голове немедленно вспыхнула картинка из книги о средневековье, где рыцари пытались выбить друг друга копьём из седла. Копьё.

Новый удар пробил в двери дыру, в которую тут же просунулась вторая, ещё не изменённая рука Ольги и защарила по дереву, пытаясь нащупать