Маркус Бенсон распахнул дверь, ведущую на запасную лестницу, — и налетел на Золушку.

То, что Маркус налетел на кого-то, было необычно само по себе. Влияние «Бенсон корпорейшн» распространялось на весь деловой мир, а Маркус, будучи главой этой фирмы, держал всех в благоговейном страхе. Но налетать на людей? Обычно все двери сами открывались перед ним.

Дело было даже не в силе, деньгах и интеллекте, прилагающихся к его облику.

Харизма и влияние этого человека были настолько велики, что разного рода женские журналы единогласно объявляли его самым завидным женихом Америки.

И Маркус продолжал оставаться в этом статусе.

Ему было слегка за тридцать. Высокий, в превосходной физической форме, с волосами цвета воронова крыла и четкими, словно вырезанными из камня чертами лица.

Вот только опыт семейной жизни оказался для него несчастливым. Служба в армии научила его дружбе и верности, но и это не уберегло от трагедии. Маркус Бенсон был одиночкой по жизни.

И вот теперь он молча разглядывал ребенка, который, как это ни странно, напоминал ему Золушку.

Но Золушке надлежало находиться в кухне замка, склонившись над очагом. Голодная... Разве не так было в сказке? Но по сказке ей не полагалось есть свой завтрак на лестничной площадке пожарного выхода. Впрочем, от завтрака после их столкновения ничего не осталось — на полу лужицей белел разлитый напиток, а рогалик полетел в пролет лестницы. Взлохмаченная девчонка с каштановыми кудрями лежала у нижней ступеньки.

Так Золушка или нет?

Может, просто ребенок с улицы? На ней были шорты, потертая футболка и поношенные сандалии.

Первое впечатление — бездомная. И голодная.

Второе впечатление — ужас за эту бездомную, за ее завтрак, упавший в пролет лестницы.

Что он наделал!

Как всегда, Маркус Бенсон очень торопился, потому что ему не хватало времени в сутках и очень многим приходилось его ждать.

Им опять придется подождать. Он только что столкнул ребенка с лестницы.

Казалось, что прошла вечность, прежде чем она пошевелилась, но на самом деле прошли две-три секунды. В следующий момент Маркус уже убирал волосы с ее лица, чтобы осмотреть повреждения.

Нет, она не была бездомной.

Ее шорты и футболка были чистыми. Конечно, на них остались следы ее завтрака, рогалика и молочного коктейля, но кудри оказались мягкими на ощупь. А еще она была... симпатичной?

Да, точно, симпатичной!

И она не была ребенком.

Ей около двадцати, подумал Маркус. Она была худой, даже слишком худой, почти истощенной.

Она открыла глаза, огромные зеленые глаза, наполненные болью.

— Не двигайся, — сказал Маркус, и она сфокусировала свой взгляд на его лице.

— Ой, — прошептала она. — Ой?

— Ой, — повторила она. Напряжение в ее голосе говорило о том, что ей невероятно больно. Девушка не двигалась, просто лежала на лестничной площадке, как будто смирившись со своим невезением.

— Думаю, я пролила мой молочный коктейль?..

— Ага, точно.

— А мой рогалик?

У нее австралийский акцент, подумал он. А голос мягкий и звучный, слегка дрожащий. От шока? От боли?

А она еще переживает из-за своего рогалика! Он слабо улыбнулся. Значит, сильных повреждений нет.

— Я полагаю, что ваш рогалик на нижнем этаже.

— О, здорово! — Она снова закрыла глаза, и мысль о ее полном истощении опять пришла ему в голову.

Боже! Из-за него она упала с лестницы. Он лишил ее завтрака. Он причинил ей боль, а она даже не ругается.

Более того, девушка улыбнулась.

Это была великолепная улыбка, убийственная. Может, ей и не двадцать лет, подумал Маркус, скорее всего она старше. С такой-то улыбкой... да, для такой улыбки нужна практика.

Но сейчас не время думать о женской улыбке. Он торопился и только по этой причине использовал пожарный выход. Лифт застрял совсем не вовремя. Его секретарша, должно быть, ждет его на улице, поглядывая на часы. Но он не мог просто оставить эту девушку здесь.

Маркус достал мобильный телефон.

— Руби?

— Маркус, где ты? — Это был тяжелый день даже для его суперсекретарши. Ее голос звучал озабоченно.

— Я на пожарной лестнице. Ты можешь подняться? У меня проблема.

Убирая телефон в карман пиджака, он поймал себя на мысли, что сдерживает усмешку. Проблема на пожарной лестнице.

— Вам больно? — спросил он, заметив, что девушка смотрит на него широко открытыми глазами. Под ее кудрями около уха прилипла крошка, и ему захотелось смахнуть ее.

Черт, перестань, Бенсон! — сказал он себе. Это становилось личным, а он избегал всего личного. Но оказалось, что бездомная совсем не хотела принимать его помощь.

— Спасибо, что спросили, — сказала она вежливо, — но я в порядке. Теперь вы можете идти. Вы же торопитесь, а я тут у вас на пути. Вы испортили мне завтрак и повредили мою лодыжку, но это моя вина. Я...

— Вы повредили лодыжку?

— Выходит, что да, — сказала она со сдержанным достоинством.

В самом деле, лодыжка у нее распухала прямо на глазах.

— Черт!

— Леди не ругаются в присутствии джентльмена, — сказала она, приподнимая ногу, что было большой ошибкой. Девушка поморщилась от боли.

— Мне правда очень жаль, — пробормотал он, а она кивнула, будто принимая его извинение.

— Вот мы и добрались до сути.

Он смешался. Все было необычно в ней. Начиная с ее акцента и кончая тем, как она мужественно скрывала боль...

— У вас только нога болит? — спросил он.

— А что, этого недостаточно?

— Думаю, что очень болит, вы здорово ушиблись.

— Со мной все в порядке, оставьте меня одну, — сказала девушка.

— Лодыжка может быть сломана.

— Да, с моей-то удачей! Нет, все в порядке. При переломе она бы сильнее болела. — Девушка попыталась подняться. Ей даже удалось улыбнуться своей удивительной улыбкой.

— Может, пройдем внутрь? — Он показал на дверь, из которой только что вышел.

— В офис Чарлза Хиггинса? — Ее брови поднялись в притворном ужасе. — Аттила, что сидит там, не позволила мне присесть на диван и съесть рогалик, а вы думаете, что теперь, когда с головы до ног я облита молочным коктейлем, мне это разрешат?