София Галлямова

Прости

— Ты прости меня… ладно?

Крупные дождевые капли барабанили по каменной дорожке. Душно и тяжело свисали тучи со светлых небес, отбрасывая тёмные тени на землю. Груз пройденного и безвозвратно потерянного горьким осадком скапливался на душе. Тело, некогда полное энергии и вдохновения жить, бессильно опустило плечи и сгорбилось. Всё вокруг поникло как бы под стать настроению мужчины, который долго не решался подойти к этому участку.

Многие раны уже были зашиты. Шрамы заглажены. Вскопанная почва утрамбовывалась и тяжелела, твердела под мраморными плитами и каменным прессом. Сырость и слякоть расползались здесь медленно и вязко. Сквозь камни на дорожке пробирались полевые цветы и травы. Они тоже хотели жить. Жить…

— Я виноват. Во многом перед тобой так и не покаялся. А теперь даже не знаю, услышишь ты мой тихий, ничтожный голос, или нет…

Мужчина сжал кулаки. Обрезанные ногти впились в жёсткую ладонь. В носу безжалостно щипало, мышцы лица содрогались, дыхательные пути перекрыл ком. С тёмных волос начали падать капли воды, они же стекали холодными ручейками по горячей щеке к шее, с шеи за тёмно-серый воротник тонкой, хорошо отглаженной рубашки. Обычно тех, кто навещает камни на этой поляне, полной благоуханий, цветов и памятных вещей, не заботит видимость их слёз. Им всё равно, наблюдает ли кто-нибудь за ними отсюда. А иногда они надеются, что в самом деле наблюдает и слышит.

Грудь больно сдавило новое чувство. Такое горькое, такое тяжёлое… Неужели кто-то правда заслуживает жить так и страдать по человеку, по людям, которых больше никогда не будет возможности увидеть? За что дано им чувство скорби? Почему существует это бездушное слово «никогда»?..

Полыхнула молния. И без того ощутимый дождь усилился, нагоняя тоску и слёзы пуще прежнего.

— Я помню, что ты любишь такую погоду… Наверное, мне придётся помнить об этом всё моё существование.

Он слышал биение своего сердца. Стук то набирал скорость и входил в ритм, то обрывался одиноким ударом, после чего вновь пытался войти в былую колею. Каждое воспоминание, навещающее тяжёлую голову человека, сопровождалось либо грустной улыбкой, либо болью в груди. Ноги ослабели, руки апатично обвисли по швам. Но пальцы не разжимались. В одной ладони мужчина держал пожелтевший конверт, а в другой — букет из белых хризантем и гипсофилы. Зелёные веточки щекотали огрубевшую кожу рук. Он помнил, как будучи совсем мальчишкой впервые подарил ей похожий букет. Только тогда он принёс розовые хризантемы вместо белых.

«Я знаю, в нашей ситуации слишком тяжело достать цветы, — говорила девушка, принимая подарок от него. — И я считаю себя обязанной всё же упрекнуть тебя в том, что ты потратил свои сбережения на меня. Где ты вообще нашёл цветочника?»

«Но?» — он проигнорировал вопрос, как будто чувствовал, что должно было быть что-то ещё. И не ошибся.

«Но розовый — немного не мой цвет. Я больше люблю пурпурный. Или белый…»

Мужчина сделал шаг к могиле. Нутро выжигала пустота. Холодные капли дождя и слёз текли с одежды и лица наземь. Каменная дорожка осталась позади. Отрешённый взгляд остановился на мраморной фигуре женщины-ангела, бережно обнимающей каменное надгробие. На голове скульптуры лежал зелёный кленовый лист. Ещё свежий. Листочек упал с близ растущего дерева, высокого и широко раскинувшего свои ветви. Клён притягивал взгляд, но мужчина не мог отвести своих глаз от надписей на камне. Голова в сумасшедшем темпе выдёргивала из прошлого воспоминания и всё пыталась найти на пыльных полках памяти хоть что-нибудь, что могло бы подарить тепло. Но могильный холод овладел душой мужчины крепко и надолго.

«Ты помнишь, как мы встретились?» — её игривый голос так ясно звучал в его голове, что показалось, будто она в самом деле сказала это сейчас, а не несколько месяцев назад. Образ девушки с белым чемоданчиком наперевес маячил перед глазами так ясно, что забыть этого он не мог точно.

— Помню, милая.

«Ты помнишь, как я называла тебя Горюшкой? Тебе это так не нравилось!» — каждое новое воспоминание было вырвало из более и более далёких от реальности дней. Было всё тяжелее находиться посреди пустого кладбища.

— Всё бы отдал, чтобы вновь услышать тебя.

«Ты запомнил моё имя? Мы знакомы два часа, а я тебе его не говорила. Ты следил за мной? Признавайся!»

— Мира… — стон слетел с его губ и оставил после себя привкус недосказанности. И боли. «Никогда» …

«Игорь?»

Мужчина закричал, прижав к себе букет. Его голос врезался в тишину, заглушив шёпот стихии. Он поднял лицо к небу и зарыдал, больно упав на колени перед мраморным ангелом. Письмо в его руке помялось и намокло, цветы содрогнулись и уронили пару своих нежных белых лепестков к босым ногам фигуры. Дрожащей рукой человек стал прятать конверт в объятиях, будто надеялся, что это сохранит его. Или что так он мог бы обнять свою возлюбленную. Или что так он мог уберечь её. Но было уже поздно.

— Прости меня… Прости, прости… — мужчина уткнулся лбом в камень. Он не мог остановиться. Лишь одна фраза была в его пустой голове. Лишь одно чувство сковывало его. — Прости…

Очередной яркий небесный проблеск отразился от дрожащей поверхности луж на дорожках. Грома всё не было. Белоснежный мрамор внимал лишь излияниям души человека. И дождю, который вторил терзаниям мужчины эхом, только на другом языке.

Что для человека чужая смерть?

Ничего, пока один человек не стал частичкой другого. А если стал… Должно быть, это и его смерть. Вот только разделяет он её с желанием хоть как-то облегчить страдания души, а выходит наверняка наоборот.

Мужчина отодвинулся от могилы. В последний раз зарывшись носом в хризантемы и наполнив лёгкие приятным сладким запахом, он оторвал от себя цветы и оставил их на холодной плите. Холод пробирал теперь не только изнутри, но и снаружи, струями воды и мурашками бегая по телу. Рубашка промокла насквозь, на брюках оставался след от чернил. Конверт. Его мужчина тоже достал и с досадой посмотрел на кривое пятнышко тёмного цвета. Уже не нужный ему адрес на лицевой части расплывался с каждой новой упавшей на него каплей. Он никогда не писал красиво. Но здесь… здесь по-другому он просто не мог, по-другому нельзя было. Но теперь это не имело смысла. Ничто не имело смысла.

— Я люблю тебя.

«А знаешь что? — всё вспоминал он её слова и ответы на эту кроткую фразу. — Я тоже