Александр Велесов

Неспящий. Начало

Часть первая- вступление.

Посвящается моему единственному и любимому сыну МАРКУ.

Старинное, очень старинное фото … Что оно значило для меня? Наверное, все. Все или ничего, я еще не знал или забыл, или не помнил, а может и знал, но не понимал до конца, что оно лишь просто мост между мной и жизнью, которой еще предстоит случиться в той странной истории, которая давно произошла в этом израненном мире будущего, в мире, в котором я сейчас жил, существовал и в котором все и началось.

Я не мог отвести свой взгляд от этого старого фотографического снимка, настолько старого, что края его давно пожелтели, потрескались, покрылись маленькими трещинками, превратив его в рваный лоскут пережеванного временем древнего картона.

Когда я держал его в своих руках, какая- то только мне понятная древность пронизывала меня насквозь, заставляя по- иному взглянуть на свою жизнь.

На снимке был запечатлен мужчина в черном, старинном сюртуке, с широкой окладистой бородой.

Глубокий взгляд его открытого и благородного лица смотрел на меня со снимка немного насуплено, будто хотел меня укорить в чем- то.

Рядом с пожилым мужчиной стоял юноша, с копной длинных белокурых волос, падающих прямо на его лицо.

А еще был маленький мальчик, лет шести, с широко распахнутыми голубыми глазами и длинными локонами волос, делающим его похожим на ангела.

У их ног сидели на скамейке три миловидные девочки, одетые в пушистые, шерстяные кофты и длинные, ниже колен юбки темного покроя.

Девочки были также очень красивы, нежны. Они как- то не по- детски смотрели на меня, сквозь толщу веков, как –будто спрашивая о чем- то, а может вглядываясь в будущее, пытаясь найти кого- то и вернуть в свои воспоминания прошлого.

Я видел в них себе близких людей, правда разделенных со мной таким жестоким и неумолимым в своем движении, непостижимым и неподвластным человеческому разуму – временем. Время – стирающее все на своем пути, уничтожающее все, кроме одного, самого времени.

На снимке была и женщина, являвшая собой весьма строгую особу, с благородным, но очень мудрым лицом. В ней чувствовалось что- то царственное.

Все эти люди стояли на деревянном помосте, и за их спинами виднелись торчащие ели и сосны. Я всегда задавал себе только один вопрос – кто были эти люди? Я не помнил своих родителей. Когда мне исполнилось три года, меня забрали у них и отдали в приют, правда не в совсем обычный приют. Все мое детство прошло в нем, там я учился. получил воспитание. Приют находился в горной лощине и не имел связи с внешним миром. Мы жили в приюте, росли, учились, влюблялись.

Так мы вначале своей жизни думали, что весь мир, только мы одни, но это было только в самом начале. Гораздо позже я узнал, что приют не совсем обычное место и дети в нем не совсем обычные. Но все это я узнал позже, когда ко мне пришло естественное желание познания мира.

И только один вопрос не давал мне покоя. Что произошло на самом деле, почему меня забрали у моих родителей? Все что я знал это только то, что мои родители были очень порядочными людьми и наша семья была самой благовоспитанной в СИСТЕМЕ ОБЩЕГО КРУГА, в котором проживали все выжившие после ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ. Дальше все было окутано тайной, сам я ничего не помнил, кроме каких –то обрывочных воспоминаний. Иногда правда, как будто в моей памяти всплывало чье- то лицо, очень теплое и нежное, доброе, но я не видел его, под пеленой мутного тумана разорванных воспоминаний. И знал я лишь одно, мы были другие дети, не такие как все.

Наш приют был полностью изолирован от всего мира. Небольшая долина в которой находился приют, была высоко в горах. Горы были покрыты хвойными лесами и особенно зимой они, запорошенные снегом были очень красивы.

Ранним утром, наблюдая из окна нашего приюта мы смотрели как ледяная сине- голубая изморозь висела в воздухе, дрожа, как паутина, и тишина, растворявшая все вокруг.

Здание приюта появлялось резко, сразу из- за высокой горы и оно было огорожено высоким каменным забором.

Когда мы немного подросли, нам разрешили играть небольшими группами. Позже я стал понимать в чем было мое отличие от других детей, как, впрочем, и у других детей было что свое, присущее только им одним.

Я никогда не спал … Хотя я может и спал когда- то, когда был ребенком, в своей жизни до приюта. Потом я стал понимать, что все это связано с теми препаратами которыми пичкали меня с самого наверно моего пребывания в этом приюте.

Обычно, днем, когда дети все спали, меня отводили в отдельную комнату, в которой я играл в игры, которые давно успели надоесть мне.

В приюте были и другие дети. Были такие, которые вместо воды пили какие- то таблетки, были такие которых никогда не выводили на улицу, и они проводили время в каменных стенах нашего здания. А некоторых по истечении, определенного времени увозили в неизвестном направлении, и мы их больше никогда не видели.

Когда прошли годы я узнал, что в каждом из нас были какие- то свои аномальные, то ли врожденные, то ли приобретенные после ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ, изменения организма, которые не давали нам жить среди простых людей.

Нас наверно пытались лечить. А может и не лечили. Мы не знали, да собственно и не пытались узнать. Мы просто принимали все, как есть, без лишних эмоций.

Нашими воспитателями и одновременно учителями были, пожилая женщина, которую все почему- то называли тетей Ирмой и еще женщины средних лет с какими- то тусклыми лицами.

Из мужчин был мрачного вида садовник, которому дали прозвище Муравей. Так его называли, потому что он всегда что- то тащил или волок куда- то. Это был человек высокого роста, с длинным вытянутым лицом и огромными руками, напоминающими лопаты.

Внутри здания мы обычно проводили время в трех залах, первый был напичкан разной техникой и походил на один огромный мега электронный мозг, потому что любая мысль рожденная внутри этого зала или любое действие связанное с нашей мыслительной деятельностью проявлялась вокруг нас в виде разного рода голографических картинок. Второй зал был обычной библиотекой с массой старых книг, а третий обычным школьным