Валентина Волкова

Встретимся снежным летом

В июне неожиданно ударил мороз и выпал снег; с этого все и началось.

Бабушка Инна Константиновна весь вечер, причитая, переносила из теплицы в дом ящики с невысаженной рассадой. Кое-что еще можно было спасти, но большую часть растений мороз убил безвозвратно.

Баба Инна проклинала на чем свет стоит весь мир: синоптиков, которые только бают про какое-то там потепление; заводы, что портят природу, погодное оружие, про которое писали в газете; батюшку Петра, что плохо молился и даже ленивую соседку Катю. Она-то до сих пор ничего не высадила, а значит вся рассада у нее дома, на теплом подоконнике, живая и здоровая.

Пересчет капустных ростков принес сильную душевную муку, поэтому баба, перекрестившись, добавила себе в вечерний чай ложку коньяка и уселась перед выключенным телевизором, размышлять — где добыть новую рассаду.

На улице все холодало.

Было 9 часов вечера, когда баба Инна встала, подошла к окну и увидела морозный узор, затянувший все стекло, словно в канун Нового года. При том, что по календарю уже больше недели было лето.

Ледяные завитки отсвечивали красноватым в лучах заходящего солнца, сквозь них был виден куст цветущей черемухи.

"Побьет морозом все, — думала баба Инна и сердце ее стучало быстро-быстро, — И цветы, и листья и каждую травинку. Летом все голое стоять будет. Как… Как тогда".

От страшного воспоминания подкосились ноги и женщина почти упала на стул. Что же это такое, неужто все опять?!

Многое Инна Константиновна пережила за свою жизнь. Что-то помнила хорошо, что мельком. Но то страшное лето, грянувшее 50 лет назад, никогда не забывала, оно словно застряло в ней осколком и болело без конца.

"Какого же числа это было?" — с тревогой думала баба Инна, оторопело глядя в заледеневшее окно. В голове мелькали картинки, яркие и четкие, будто все было вчера. И было это в субботу, точно, в субботу. Потому что вечером они собирались в баню…

Слезы подкатили, стало жарко и тесно в груди.

— Наденька, золотце… — прошептала Инна, — Что же тогда случилось?

На улице завывал ураган, ломая цветущую черемуху.

По заснеженному полю шла молодая девушка, практически девочка, одетая лишь в легкое желтое платье. Она шла, словно незрячая, вытянув правую руку вперед, будто что-то нащупывая перед собой, а левую руку она прижимала к лицу. Девушку трясло.

Внезапно она остановилась, позволив метели закружиться вокруг себя. И закричала.

Инна Константиновна уже лежала в своей кровати, все утирая бегущие слезы, когда в окно постучали.

— Кого нелегкая… — бормотала женщина, обуваясь и накидывая на плечи теплый плащ.

На улице все кружила метель. На крыльце была наледь; лишь непонятно откуда шел сильный цветочный запах.

— Кто? — крикнула Инна Константиновна, подойдя к калитке.

— Баб Инн, это я.

— Кристина?! А ты чего здесь?

В приоткрывшуюся калитку нырнула девушка, волоча за собой чемодан.

— Баб Инн, давай в дом зайдем, у меня сейчас все отвалится от холода.

— Так ты бы еще легче оделась, — баба Инна со скепсисом посмотрела на внучку в коротенькой юбке и тоненькой кофточке, — Можно было просто голышом пойти, чего это ты растерялась?

Но Кристина уже забежала в дом, бросив чемодан в сенцах.

Инна Константиновна со вздохом закрыла калитку на щеколду и пошла вслед за внучкой.

Кристина была укутана в теплое одеяло, напоена горячим чаем и положена спать. На малейшую попытку спросить, что случилось, девушка разревелась, впрочем, быстро затихла.

Холод, усталость и стресс сделали свое дело — едва допив чай, она уснула.

Баба Инна занесла ее чемодан в дом (неужели в нем не было вещей потеплее?), подоткнула непутевой внучке одеяло, и сама пошла спать. Она уже примерно догадывалась, какой рассказ ее ждет по утру. Что-то в стиле: "Козел, опять водил баб, а я ему сказала, что ты меня больше не увидишь и побежала, в чем была к тебе, бабуля. Теперь буду жить с тобой, пока не найду очередного козла, ну или этот не извинится". Сценарий был старый, отработанный. Разве что до этого Кристина все же старалась одеваться по погоде, когда бежала в ночь. Это, конечно, аномально, когда утром +20, а к вечеру -7, но какая-то соображалка должна была появиться к 24 годам?

Впрочем, судя по тому, как Кристина себя вела, ум у нее не появлялся, а лишь усыхал.

Кое-как пристроив гудящие ноги, баба Инна стала засыпать, решив принять все стоически — и дурную погоду, и дурную внучку. Судьба, что теперь сделаешь…

… Около трех часов ночи, дом сильно затрясло. Со звоном полетели на пол фарфоровые статуэтки, загрохотали перевернутые стулья. Баба Инна упала с кровати, больно ударившись боков об угол комода, а через несколько секунд заверещала Кристина, тоже скатившаяся с дивана.

И все стихло.

— Землетрясение, баб Инн!

Они выскочили на улицу, задыхаясь и потирая ушибленные места. Метель стихла, было заметно теплее. Тут и там слышались голоса соседей, тоже выбежавших в исподнем. Люди переговаривались, замирая от страха и не зная, что делать: землетрясения здесь были большой редкостью.

Инна Константиновна стояла, как оглушенная. Господи, и тогда тоже был толчок! Что же это?!

Минут через двадцать, убедившись, что вроде бы все стихло, люди начали расходиться по домам.

Кристина потрясла бабушку за плечо — та присела на скамейку и смотрела перед собой, словно забыв где находится. В неверном свете фонаря, ее лицо выглядело мертвенно-бледным.

— Баб Инн, ты чего? Пошли домой, холодно же.

Инна Константиновна подняла на нее взгляд. Такой, что внучка отшатнулась.

Почти минуту женщина молчала. А потом проронила:

— Иди в дом. Я подышу еще немного, может прогуляюсь.

— Прогуляешься?!

— Иди, ничего со мной не станется. Подбери там, что попадало.

— А если еще раз толкнет?!

— Не толкнет. Иди, точно себе что-нибудь застудишь.