Моим друзьям, людям, которые оставались со мной и в печали, и в радости, посвящается.

Моим лучшим друзьям: Диане, Марте, Дебби, Роннет и, конечно же, моему мужу Ларри.

Моим друзьям — писателям и читателям: Ольге, Бренде, Сью, Ванде, Руфи, Дебби и многим другим, кому я искренне благодарна за поддержку и участие.

Моим друзьям в Тулэри, штат Калифорния, где я родилась и пошла в школу.

Друзьям в Санта-Барбаре: Сильвио, Рено, Сэлли, Паму, тем, с кем я вместе взрослела, превращаясь из девочки в женщину.

Друзьям в Нью-Джерси: Донне, Джейн, Биву, Марджи, Дорис, тем, кто научил меня любить жизнь и ценить в ней главное.

Друзьям в Бэйкерсфилде, тем, кто помог мне поверить в себя и всегда приходил на помощь.

Я посвящаю эту книгу Русс, Майку и Рону, Гарри, Ричарду, Крису, Ларри, Трейси, Лесли, Джеффу, Денни, Джону, Шерри, Томми и Джуди, Эду и Марте, Рону и Джейфет, Сэму и Киму, Лоутону и Аломе, Мэри и Карлу, Кении, Батч и Марианне и еще по крайней мере дюжине добрых друзей.

Это — для вас. Я люблю вас и буду любить всегда.

Лондон, Англия

18 сентября 1805 года

— Я слышала, он цыган.

— Ах, об этом говорят уже целый месяц! Все были потрясены слухами о его сомнительном происхождении! Но если для кого-то подобные сплетни навсегда закрыли бы доступ в общество, Доминику, кажется, это только на пользу. Лондонские дамы готовы на все, лишь бы узнать правду, поэтому он пользуется здесь большим успехом.

Леди Дартмур засмеялась, жеманно прикрывая рот рукой в белоснежной бальной перчатке.

— Полагаю, ты права, милочка, у нас найдется немало сплетниц, обожающих эдакие скандальные истории, и все же…

Дама с явной симпатией окинула взглядом ладную фигуру в безупречном черном сюртуке и серых обтягивающих бриджах. Он был строен, высок, выделялся среди остальных мужчин в этом сверкающем зале. Густая, иссиня-черная шевелюра особенно выразительно смотрелась на фоне белоснежного жесткого воротника рубашки и кремового шелкового галстука.

Леди Дартмур смотрела на него с мечтательной улыбкой, в которой сквозило некое сожаление. Сама не замечая того, она расправила едва заметную морщинку на лифе платья из зеленого шелка.

— Видит Бог, Доминик Эджемонт — самый привлекательный мужчина в Лондоне. Опасно привлекательный…

Статная женщина, леди Вексфорд, собеседница леди Дартмур, видимо, была согласна с приятельницей. Она прошептала что-то на ушко подруге, и обе сдержанно засмеялись. К сожалению, мы так и не узнаем, о чем они говорили потом, — их слова заглушила громкая музыка, но о содержании их беседы легко можно было догадаться по стыдливому румянцу младшей и многозначительной улыбке старшей.

Леди Кэтрин Баррингтон, графиня Арундейл, ставшая невольной свидетельницей вышеописанного разговора, проводила взглядом кокетливых кумушек. Ей было очень интересно, кто такой Доминик.

— Послушай, Амелия, — обратилась она к сопровождавшей ее даме, — о ком говорили те две женщины?

Кэтрин обвела взглядом зал, надеясь отыскать того, о ком шла речь, но среди нарядных, элегантно одетых мужчин не увидела ни одного, кого можно было бы назвать цыганом.

— Мне показалось, что они хорошо знают джентльмена, о котором шептались.

Белоснежный блестящий наряд с высокой талией делал особенно заметной модную бледность Кэтрин и подчеркивал необычный цвет ее волос, медных с золотым отливом.

Амелия Кодрингтон Баррингтон, баронесса Нортридж, жена двоюродного брата Кэтрин Эдмунда и самая близкая подруга Кэтрин, только пожала плечами.

— Ты про этих сплетниц? Не понимаю, почему бы им не поболтать о ком-нибудь.

— Но, — продолжала настаивать Кэтрин, — судя по их словам, этот Доминик — весьма популярная личность.

В это время к ним подошел слуга с серебряным подносом, уставленным напитками. От прислуги требовалась немалая ловкость, чтобы в переполненном зале пронести тяжелый поднос чуть ли не над головой. Хрустальные бокалы с шампанским слегка позванивали. Им вторили хрустальные подвески люстр под высоким лепным потолком.

— Речь шла о Доминике Эджемонте, — сообщила Амелия, — лорде Найтвике, наследнике маркиза Грэвенвольда.

Ее слова мало что сказали Кэтрин, совершенно не искушенной в делах высшего общества, но для женщины чуть более опытной одно лишь перечисление титулов Доминика Эджемонта показалось бы впечатляющим. Амелия, на пять лет старше Кэтрин, намного лучше знала свет, чаще выезжала и была в курсе всех событий последнего месяца.

— Вот он, в конце зала, у большого позолоченного зеркала.

Кэтрин обвела взглядом роскошный зал. Глаза слепило от блеска хрусталя и зеркал, от сверкания драгоценностей на одетых в умопомрачительные наряды женщинах. Мужчины, все в дорогих сюртуках и бриджах, представляли достойный фон для пришедших с ними дам. Канделябры бросали отсветы на обтянутые золотой парчой стены; накрытые белоснежным льном столы сверкали серебром; изысканные яства источали тонкий аромат, подносы с хрустальными фужерами, установленными в виде пирамид, блестели, словно хрустальные призмы. Возле зеркала стояли несколько мужчин.

— Который из них Доминик Эджемонт? — спросила Кэтрин. — Там человек семь.

— Тот, что повыше остальных. С черными кудрявыми волосами. Он и впрямь ничего, не правда ли? Половина лондонских дам уже покорены его обаянием, и остальные были бы в их числе, если бы не боялись влюбиться всерьез.

Ошибиться было трудно. Ростом и статью он действительно превосходил стоящих рядом. Но Кэтрин не видела его лица. Мужчина, о котором говорила кузина, стоял к ней спиной. Его осанка, повелительные спокойные жесты, дорогая, прекрасно сшитая одежда — все выдавало в нем человека из высшего общества. Эджемонт стоял в окружении таких же породистых леди и джентльменов, искушенных светских львов и львиц. Женщины взирали на него с восхищением, во взглядах мужчин было больше зависти. Значит, этот лорд был человеком опасным.

— Вы знакомы? — спросила Кэтрин.

Она видела, с каким достойным восхищения искусством леди Вексфорд пробирается поближе к нему, небрежно помахивая дорогим веером настоящей ручной работы, привезенным с экзотического Востока. Да, эта леди не упустит возможности показать всем такую изысканную вещицу.

— Не слишком близко, — ответила Амелия. — Лорд Найтвик предпочитает жить у себя в поместье, в обществе появляется только тогда, когда это необходимо ему для дела.

Миниатюрная и элегантная Амелия Баррингтон являла собой тип утонченной и изнеженной красавицы, хрупкой и почти невесомой, истинное воплощение аристократической женственности. Кэтрин невероятно завидовала кузине. Белокурые вьющиеся волосы обрамляли очень красивое правильное лицо Амелии. Шесть лет назад кузен Кэтрин, Эдмунд с первого взгляда влюбился в изящную блондинку. Короткий, но бурный роман завершился браком, и теперь их сынишке, названному в честь отца Эдмундом — Эдди, шел уже пятый год. Кэтрин обожала племянника.