Александра Лисицина

Белла-Королевишна. Сказка

Жила-была у мамы с папой свинка Белла. И до чего же была хороша, глаз не отвести: копытца точёные, щетинка беленькая, носик розовый, глазки хитрые, хвостик длинный, грива торчком!

Мама с папой в Белле души не чаяли, любили, холили и лелеяли, всё свинке прощали. И жила Белла у них королевишной.

А свинка умная, подденет пятачком что-нибудь и косит глазом, смотрит: будут ругать или нет? А мама только руками всплёскивает: “Ну до чего же хороша! Как умна! Как красива!”

И стала Белла хозяйкой в доме.

“Стены, — говорит, — не так крашены!” Р-раз! — и нет обоев. “Постель, — говорит, — нет так стелена!” Р-раз! — и нет больше одеяла.

“Диван, — говорит, — не так набит!” Р-раз! — и нет больше дивана.

Ходит по дому Белла, копытцами поцокивает, пятачком похрюкивает: “Хо-хо-хо! Вы мне, мама с папой, не указ!”

Взмолилась мама:

— Беллушка, красавица, по что ты такая стала?! Стены-то разваливаются, постели-то нет больше целой, диван-то зашить не даёшь?!

А свинка знает, как её любят, встанет, будто подбоченившись, гриву встопорщит, хвостик поднимет, ушки навострит, розовым пятачком воздух нюхает.

“Хрю!” — говорит.

Всплеснула мама руками: “Ну до чего же хороша! Как на такую красоту ругаться можно?!”

И простила Беллу.

И стала Белла маму с папой по дому гонять. Копытцами грозно цокает, щетинку вздыбливает, ходит покрикивает: “Хо-хо! Не лежите на моей постели! Хо-хо! Не трогайте мой диван! Хо-хо! Не ешьте еду, она вся для меня состряпана!”

Так и стали они дальше жить. Жили-жили, по чуть-чуть тужили, да только раз встала Белла посреди дома, глянула вокруг и ахнула:

— Ну до чего у меня мама с папой распустились! До чего дом довели! Стены сыплются, постель драная, диван разваливается, посуда по щелям попрятана! Уйду я от них, других родителей себе найду, получше!

И ушла Белла в лес.

Плачет мама, плачет папа, бегают по городу, ищут свинку-красотку.

— По что ты нас Беллушка, покинула! На кого ты нас, красавица, оставила! Что ж это за жизнь такая без свинки!

Да только не слышала их Белла, далеко она ушла, дошла до дремучего леса. Идёт Белла меж высоких стволов, хвостиком помахивает, носиком похрюкивает, корешки роет, ягодками чавкает. “Вот это жизнь, — думает. — И никто мне не нужен, сама себе хозяйка буду!”

Долго ли, коротко ли, но забрела Белла в чащу, а тут и день стал к вечеру клониться, роса выпала, опустился туман,

комары из-под листочков повылезли, кружат-жужжат вокруг свинки, не нарадуются.

Вертится Белла, пищит, хвостиком отмахивается, копытцами почёсывается, холодно, голодно стало.

Вдруг глядь — из-под куста Заяц.

— Ты, — спрашивает, — кто? Что за зверь такой диковинный?

— Я, — отвечает свинка, — Белла-королевишна.

— Чего, — спрашивает косой, — пищишь-шумишь? Сейчас как Лиса с Волком придут, враз тебя и съедят!

— А кто, — спрашивает свинка, — это такие лиса-с-волком? Впервые слышу!

— Да ты что? — шепчет заяц. — Как можно их не знать! Это ж самые страшные звери в лесу! У Лисы шуба рыжая, хвост пушистый, лицо хитрое и зубы острые! А Волк серый, ноги длинные, пасть алая, а с клыков слюна течёт! У-у-у, страшный!

— Не боюсь, — отвечает Белла, — я твоих Волка с Лисой. У меня у самой копытца точёные, зубы острые. Я их сама съем!

И пошла дальше, а Заяц обратно под куст спрятался.

Дошла Белла до поляны, а тут совсем темно стало. Высоко-высоко на небо белый серп выкатился. Деревья вкруг грозно стоят, ветви сцепили, корни к свинке тянут. Ухает кто-то во тьме и пищит тоскливо. Страшно стало Белле. Стоит дрожит ни жива, ни мертва.

Вдруг слышит голос ласковый:

— Что стоишь-дрожишь, красавица?

— Хрю! — вскрикнула Белла. — Ты кто? Ты где? Не вижу!

— А я, — воркует голос, — тут рядышком.

И действительно, что-то мягкое и тёплое по боку скользнуло. Пушистое.

Вспомнила Белла слова зайца.

— Ты, — спрашивает, — Лиса?

Показалась тут рыжая, вышла, встала перед Беллой, облизывается, шубку почёсывает.

— Да, — отвечает Лиса, — это я. А как про меня, оказывается, по миру молва идёт: даже невиданные звери узнают. А ты кто?

— А я Белла-королевишна!

— А что же ты тут в лесу ночью делаешь, королевишна? — спрашивает Лиса.

— А я от мамы с папой ушла!

— И от Зайца, небось, тоже ушла? Был у меня уже тут один такой. Тоже ото всех ушёл…

Тут раз голос с другой стороны, хриплый, страшный:

— От меня эта королевишна ещё не уходила, пусть не придумывает!

Прыгнула Белла от неожиданности:

— Волк? — спрашивает.

— Волк, — отвечает тот.

— А что, — испугалась Белла не на шутку, — вы тут делаете?

— А мы, — хором зарычали Волк с Лисой, — пришли тебя съесть!

Закричала Белла, враз забыла, что у самой копытца точёные, зубки остренькие, побежала куда глаза глядят… Да только в темноте не увидела ничего, влетела в дерево, упала, завопила пуще прежнего. Побежала в другую сторону — и тут дерево. Мечется свинка по поляне, а за ней Лиса с Волком — вот-вот схватят!

— Моя, — кричат, — добыча!

— Нет, моя!

Упала Белла, лежит без сил плачет, смотрит, как пасти алые приближаются, да слюна с клыков капает. “Пропала, — думает, — моя красота!”

Но тут задрожала с гулом земля, расступились с треском деревья, звёзды со звоном по небу рассыпались.

Вышел на поляну Секач.

Росту невиданного, размеру неслыханного, шерсть всклокоченная, грива до небес, рыло длинное, клычищи вразлёт.

— А ну, — заворчал, — пошли прочь! Моя это королевишна!

Испугались Лиса с Волком, хвосты поджали и бросились наутёк!

Спас Секач Беллу, поднял, к себе во дворец привёл. А дворец-то под корнями самого старого дуба всем на зависть — просторный, тёплый, перина из самого мягкого мха, потолок, что радуга, светляками переливается, кладовая яблок да грибов полна!

Разомлела Белла, упала на перину и проспала до утра. А Секач снаружи остался, королевишну свою охранять.

И стала Белла с Секачом в лесу жить. Никогда кабан-король красы такой не видывал: щетинка беленькая, копытца точёные, носик розовый, хвостик длинненький, глаза хитрые…

Влюбился Секач. Стал всё для королевишны своей делать. Попросит грибов, корешков или ягод каких — всё принесёт. Перину набил попышнее, украсил вокруг, живёт любуется.

Да вот только перестала Белла его во дворец пускать. “У тебя, — говорит, — ноги не чищены, шерсть спутана. Куда такому во дворец? Мою беленькую щетинку попачкаешь!”

Вздохнул Секач и в дверях поселился.

И стала Белла потихоньку и его гонять. Ходит-похрюкивает: “Хо-хо-хо, почему перина не взбита!” Подденет её пятаком, р-раз! — и нет перины. “Хо-хо-хо!