— Скарабей, леди, десять пиастров, очень дешево, скарабей на счастье, из гробницы царя, очень древний, очень дешевый! Скарабей, леди, скарабей на счастье... А за шесть пиастров?

Цена всегда падает, если покупатель не отвечает. Я продолжала идти, не обращая внимания на разносчика, который рысью бежал рядом со мной, его грязный белый в черную полоску балахон хлопал по голым пяткам. Игнорировать скарабея было труднее, поскольку тщедушный бизнесмен размахивал им прямо у меня перед носом. Однако я исхитрилась не смотреть на его товар. Мне незачем на него смотреть. Я твердо знала, что он не стоил не только шести пиастров, но и шести центов. И он не из гробницы царя, и он не приносит счастья (и вообще, что такое счастье?), и совсем он не древний. Скорее всего, его произвели на свет сутки назад, не больше.

— Подожди минутку, Алфе-е-я. Ты опять идешь очень быстро. А я хочу посмотреть эту штучку.

Опять это ужасное нытье! На протяжении пяти дней я беспрерывно выслушивала жалобы Ди. По пути из Айдльуальда до Орли с посещением доброй половины салонов знаменитых кутюрье Парижа, из Орли до Фиумичино, из Фиумичино до Каира, из Каира до Луксора. А оттуда, казалось, до загробного мира.

Я бросила взгляд на девчонку, но ее вид нисколько не смягчил моего раздражения. Она была испорченным созданием и сплошным недоразумением, начиная от ее вытравленных волос, которые здесь, в Верхнем Египте, висели сосульками от жары, и кончая ее пышными телесами, втиснутыми в одежду слишком новую, чересчур дорогую и очень тесную. Некую дисгармонию в общем облике этого неуклюжего юного существа создавали громоздкая гипсовая повязка и костыли.

Я остановилась, чувствуя себя порядочной сволочью, и моя злость на эту бедняжку усилилась, поскольку именно из-за нее я чувствовала себя такой стервой.

— Прости, Ди. Я просто... Извини. Где же твой отец? Разве он нас не встречает?

Ди пожала плечами. Я поняла, что она под этим жестом подразумевала отрицательный ответ на мой вопрос, однако вряд ли в этом была необходимость. Зал аэропорта быстро пустел, потому что наши попутчики — пассажиры самолета Каир — Луксор потянулись к поджидающим такси и автобусам. В зале не осталось никого, кто мог бы соответствовать образу отца Ди, по моим представлениям, — мужчине средних лет, поскольку считалось, что Ди семнадцать, человеку состоятельному, так как он мог позволить себе потворствовать своей дочери в приобретении парижских нарядов и завести ей компаньонку, то бишь меня, которая нянчилась бы с гипсом и костылями всю дорогу из Нью-Йорка до Египта.

Кроме туристов и роя неуемных разносчиков, облепляющих каждого из вновь прибывших, словно большие черно-белые полосатые мухи кусок сырого мяса, там никого не было. Не слишком эстетическое сравнение, должна признаться. Но я была не в лучшем расположении духа. С тех пор как мы ступили на египетскую землю, у меня где-то внутри притаилась легкая тревога, и чем дальше на юг мы продвигались, тем сильнее она становилась.

Когда, оглядев зал, я повернулась к Ди, то обнаружила, что ее неприкрытый интерес привлек особенно настойчивую толпу в черно-белых одеждах.

— Скарабей, леди, пять пиастров! Из гробницы царя, принесет много счастья...

Наш первый разносчик сумел-таки сунуть свой колониальный товар в руки Ди. Это, как известно всем разносчикам, половина победы в бою. Ди широко улыбалась и протягивала скарабея мне, чтобы я могла хорошенько его рассмотреть. Гипсовая поделка правильной овальной формы величиной в полтора дюйма была покрыта глазурью унылого сине-зеленого цвета и представляла собой условное изображение жука. На оборотной стороне безделушки красовалось несколько грубых царапин, которые должны были означать надпись иероглифами.

— Это подделка, — сказала я намеренно громко, намеренно выразительно. И с этим словом чувство тошнотворного беспокойства, преследовавшее меня, переросло в острую, почти физическую боль.

Удивленная этим выпадом, Ди уставилась на меня:

— В чем дело? Ты совершенно зеленая. Тебя что, солнце уже достало?

— Полагаю, что да... Давай поищем такси, пока все не расхватали. Твой отец, должно быть, поджидает нас в отеле.

— Ладно, давай.

Должна признать, что она отличалась добродушием. Ди вручила скарабея назад протестующему владельцу и захлопала своими искусственными ресницами:

— Прости, приятель. Покупка не состоится.

— Нет, нет, купите! — Голос разносчика возвысился до душераздирающего крика. — Всего только четыре пиастра! Леди, вы сказали, что купите...

Не подумав, я опрометчиво оборвала его одной короткой фразой на разговорном арабском. Стоило сделать подобный промах, чтобы услышать, как его крик захлебнулся в нечленораздельных звуках, выражающих изумление. Почти стоило.

— Отель «Зимний дворец», — сказала я водителю такси и занялась усаживанием Ди с ее гипсом в салон автомобиля. Мысленно я ругала себя, как по-английски, так и по-арабски. Не пробыла в Луксоре и пяти минут, а уже совершила свою первую ошибку. После всех усилий, которые мне пришлось приложить, чтобы превратиться в обычную туристку...

Пока такси подпрыгивало на ухабистой дороге в облаке пыли, я вынула свою компактную пудру. И правда, мой нос настоятельно требовал пудры, но меня беспокоило не это. Мне необходимо было удостовериться еще раз, что мой новый облик неузнаваем до такой степени, как я планировала.

Это не было каким-то маскарадом — этакой блажью. Это была просто камуфляжная окраска, защита перепуганного зверька от врагов-хищников. Зверьку, за которым охотятся, помогает природа, мне же приходилось помогать себе самой. Я сделала рот шире с помощью губной помады, превратила свои светло-карие глаза в темно-карие, тщательно выбрав тени и тушь. Наиболее эффективному изменению окраски я подвергла собственные волосы. Мало что можно было сделать с прической: мои волосы слишком густые и кудрявые, поэтому пришлось сохранить простую короткую стрижку. Однако из брюнетки, которой я была все двадцать пять лет своей жизни, я превратилась в блондинку, и мои пепельные локоны выглядели потрясающе.

Краска для обесцвечивания за сорок долларов, новая губная помада и набор под названием «Магия для глаз» — вот что сделало новую Алфею Томлинсон. Может быть, даже эти небольшие уловки были без надобности. В конце концов, никто из них не видел меня целых десять лет. Я, как они говаривали, «отставала в развитии». В пятнадцать лет была плоской, как жердь, — кругом тридцать. Джейк часто шутил, что мерку для меня можно снимать со ствола дерева. Они не узнают в светловолосой, отлично сложенной молодой женщине в хорошо сшитом синем льняном костюме нескладную, кое-как одетую девчонку-сорванца.

Не то чтобы я похвалялась своей фигурой. Просто это был мой хлеб с маслом — но без джема. Показ моделей — звучит заманчиво, но быть моделью, демонстрирующей купальники и свитера для каталога заказов по почте, — занятие столь же привлекательное, как копка картофеля. К тому же не так уж и хорошо оплачиваемое, тем более когда каждый лишний цент складывается в маленький конверт с надписью «Отпуск». Отпуск? Отдых, расслабление, смена обстановки... Нужно признаться, я позволила себе некоторую иронию, когда надписывала этот конверт.