Ирина Лисица

Звездюлина

— Натка, ну чо? Деньги будут что ль?

— Ты ж меня знаешь! На жалость надавлю, бабка последнее отдаст! — улыбаясь, бросила девятиклассница, стряхивая пепел перед собой.

В рабочем посёлке ''Зорька'' была одна школа. Все друг друга знали, каждый был на слуху. Наталку Червякову многие жалели: мать скончалась пять лет назад — пила; отец на заработки уезжал — месяц там, недельку дома. Женился он рано на Наташиной маме, говорят, охмурила мужика. Так сложилось: когда Виктор понял куда попал, то, как говорится, было уже поздно. Мамку свою в посёлок жить позвал после смерти жены: работать-то надо, а девочка ещё подросток — одна не сможет. Галина Петровна согласилась. Бабулька — божий одуванчик, добрейший души человек. Вот и вила из неё веревки внученька, пока отца-то нет. Папка, все-таки, какой-никакой — отец: скажет, как отрежет, у него не забалуешь, где ремень возьмёт, а то и леща выпишет. Но порой Витя подолгу не появлялся, раз даже полгода отсутствовал. С семьёй, в основном, с матерью через почту общались, так он узнавал последние новости из дома. Люди стали поговаривать, что семья у него новая там, на севере.

Не справилась Галина Петровна с Наткой, не уследила, что выросло, то выросло. Этот год обещал свободу девушке, наконец-то, совершеннолетие. Сколько пришлось натерпеться бедной женщине — один Бог знает. Пьянки-гулянки — это мелочи, по сравнению с угрозами выброситься из окна, наглотаться таблеток, утопнуть. К попыткам (иногда удачным для Натальи) полоснуть вены, бабушка даже стала привыкать, уж так часто это повторялось. Сдала Галина Петровна, постарела лет на двадцать при такой жизни. А ведь она педагог. Виктор был в курсе всех событий. Когда приезжал, то проводил беседы, поначалу. Через некоторое время терпение его лопнуло и отец устроил хорошую, добротную взбучку Наташе, поэтому девочка не любила, когда папка бывал дома. С ремнем он познакомил её ещё в детстве.

Бывало, Виктору приходилось краснеть, если товарищи милиционеры в квартиру приходили по его душу: это дочка донесла об изнасиловании на отца, после того, как он ремень применил по делу. Да, скучать ему не приходилось! Вот так он отдыхал дома от работы. После подобного мужчина замыкался в себе и не мог подолгу разговаривать с единственным, родным чадом. Затем бывали долгие командировки.

— Наталья — Обычно так начинал разговор отец. — Ты уже взрослая, самостоятельная девушка, скоро 18 лет. Это здорово, что ты заканчиваешь училище. Летом можно найти подработку какую-нибудь, а затем устроиться по осени на завод, к примеру.

— Не хочу я на завод. Я вообще работать не хочу. Дай мне денег на институт.

— Попробуй поступи сама, на заочное отделение.

— Вот ещё. Вы с бабулей скиньтесь мне на учёбу. А что?

— Наташа, если бы я был уверен, что ты точно там будешь учиться, то я дал бы денег и на очное, но ведь у тебя нет стремления к учёбе, училище бы закончить с твоими прогулами. На заводе стабильный заработок и карьерный рост.

— Нууу, опять свою пластинку любимую завёл. Я сказала, что не хочу. Что Вам денег жалко. Вот мамка была бы на моей стороне. Это ты её в могилу свел, поди, изменял, упырь старый.

— Как ты с отцом разговариваешь! Когда мне было изменять, я работал и работаю, как проклятый, чтобы вас содержать. Что за чушь ты несешь! Ни стыда, ни совести. Откуда в тебе столько, в кого ты такая уродилась? Мать, хоть и пила, но бред такой не несла.

— Достали вы меня! Вот утоплюсь, всем легче станет. Завод, завод… Да пропади он пропадом! Не пойду туда. Хренушки! В табачку пойду!

— Да иди. Делай, что хочешь. Твоя жизнь.

Дверь хлопнула. Тишина. Галина Петровна сидела на кухне, накапала корвалолу себе и сыну.

— Не знаю, мама, что делать? Завтра уезжаю на три месяца.

— Езжай, сынок, раз надо. Я здесь, как-нибудь… — недоговорила пожилая женщина, убирая быстрым движением ладони предательские слёзы.

Дни бежали, недели летели. На работе Виктор был в раздумьях, как быть с дочерью, все-таки, снова переломный момент в ее непростой жизни. Какую тропинку выберет, то после уж не свернуть. Глядишь, на заводе и парня бы хорошего встретила — тешил себя отец. Это лучший для неё вариант. Все работяги знали историю Виктора, работают бок о бок давненько. Много самых разных советов давали. Даже начальник поучаствовал, предложил ей должность в архиве, бумажки перебирать. Там полно работы, лет на десять. А здесь, климат суровый и люди такие же, глядишь, подстроится, преобразится, изменится характер, поумнеет. Вот с такой новостью возвращался домой Виктор.

— Че, уже вернулся. Быстро как-то в этот раз. — Приветствовала барышня с порога батю.

— Здравствуй, дочка. Как у вас тут дела? Где бабушка?

— В больнице. Ты че не знал? Это она много переживает, вот давление и бахнуло! — с ухмылкой произнесла молодая особа.

Виктор похмурел, осунулся.

— Что у вас опять стряслось?

— Ниче. А ты надолго?

Виктор снял верхнюю одежду, обувь, вымыл руки, прошёл на кухню. Посуды в раковине немерено, на столе грязные тарелки и чашки, полы липкие, в холодильнике мышь повесилась. В комнате вещи разбросаны, носки в разных местах валяются, спертый запах, кровать средь бела дня не убрана… Пришлось открыть все форточки.

— Ну, что же ты мне нотаций не читаешь? — присев на табурет, закинув ногу на ногу, поинтересовалась Наташа.

— Слушай меня внимательно, дважды повторять не буду. Мать жалко. Значит так, выбор у тебя не велик… Не перебивай, блядь! Либо на север, со мной, в архив, бумажки перебирать, зарплата достойная. Либо, завод и жить здесь в этой хате, мать не трогать! Либо, третье, твой вариант, хоть в табачку, но жить здесь тогда не мечтай, сама себя корми и содержи. Ни копейки не получишь. Я все сказал.

Виктор вышел в коридор, одел фуражку, ботинки, пальто… Шарахнул дверью. В стенке, в прихожей, стекло вдребезги…