Плохо работает тот, кто, взявшись смастерить лопату,сооружает ракету.

Станислав Лем, “Апокрифы”

…И пришлось ему под вечер тащиться на самую окраину Москвы,черт знает куда.

Снег пошел, мелкий, февральский, рассыпчатый. “Дворники”гоняли его по стеклу туда-сюда, и снег ссыпался за капот. То так, то эдакприлаживая спину к неудобному автомобильному креслу, он смотрел, какотскакивают от мокрого капота мелкие белые шарики, слушал бренчание гитары инестройное хоровое пение, называемое почему-то “бардовским”, и злился ужасно.

Он очень не любил впустую проводить время – а нет ничегоболее бессмысленного, чем сидение в пробке в час пик, – и никогда не уезжал изконторы, когда уезжали все. Он вообще почти не уезжал с работы. Он только иделал что работал.

Машина – “восьмерка”, принадлежавшая конторе, – как все“общественные” машины, была раздолбанной, неухоженной и грязненькой. Кресло всевремя перекашивалось влево, и Арсению приходилось ерзать, подскакивать,корректировать собственной спиной заваливание проклятого кресла. Зеркалозаднего вида торчало прямо перед носом, и в нем отражался именно нос, а вовсене оставленные позади конкуренты из очереди на светофор.

Потом зазвонил телефон. Одной рукой придерживая руль, другойон стал шарить по карманам, а всем известно, что нет ничего хуже, чем лезтьправой рукой в левый карман толстой куртки. Сначала он просто пыхтел, потомначал тихонько материться, потом стал материться во все горло.

Телефон звонил. Распроклятое “бардовское” пение в приемникевсе продолжалось.

– Да!!

Молчание.

– Черт побери, алло!

– …Арсений?

– Да. Молчание.

Тут он вышел из себя. Все, происходившее с ним сегоднявечером, на “Цыганочку” с выходом пока не тянуло, а тут потянуло.

Арсений Троепольский длинно, витиевато и душевно послалподальше звонившего, швырнул телефон на соседнее кресло, вывернул руль,“подрезал” какого-то смирного и большого дяденьку на “Мерседесе” – гиппопотамтормознул так, что содрогнулось все его тяжелое металлическое тело, злобно истрашно взвизгнули тормоза, – выехал на разделительную и дал по газам.

“Восьмерка” затарахтела и стала медленно разгоняться.Встречные машины бешено мигали фарами.

Телефон на соседнем кресле опять зазвонил и звонил долго.Арсений на него косился, решив, что отвечать ни за что не станет, но тутразделительная полоса кончилась, и прямо перед носом воздвигся светофор. Подним ходил гаишник с палкой и зелеными полосами поперек толстого из-за ватникатуловища.

Арсений решил, что для полноты картины ему не хватает толькосклоки со стражем дорог, и метнулся вправо. Сзади отчаянно засигналили и опятьзамигали фарами – они же не знали, что он ненавидит “Цыганочку” с выходом! Телефонзвонил.

Покорившись, Арсений Троепольский преувеличенно осторожновзял трубку, посмотрел на нее и аккуратно нажал пальцем в центр круглой кнопки.

– Да.

– …Арсений?

– Меня зовут Сидор Семенович, – выговорил он любезно. – Выему звоните?

– Я звоню Арсению Троепольскому, – растерянно выдохнулатрубка, напуганная “Сидором Семеновичем”.

Он уже все понял, конечно. Звонила его новая секретарша,только что поступившая на работу вместо старой. Старая – на самом деле довольномолодая – неожиданно ушла в декрет.

– С ума сошла! – заорал он, когда Варвара Лаптева, прежняясекретарша, сообщила ему, что должна родить буквально на днях. – Тебе что,делать нечего?!

Варвара непочтительно захохотала и уверила шефа, что родитна этой неделе, а на следующей выйдет на работу.

– Как же! Дождешься теперь тебя! А я? Ты обо мне подумала?Что я должен делать?!

– Совеем ополоумел, – обиделась Варвара. – Что он теперьбудет делать! От вас, мужиков, с ума можно сойти. Другую себе найдешь.

– Да где я возьму другую?!

Другая откуда-то взялась, села на Варварино место, кВарвариному компьютеру, и его худшие опасения сбылись – она оказаласьнепроходимой дурой. Или ему хотелось, чтобы она оказалась непроходимой дурой,чтобы, так сказать, ничто не мешало ему во всей полноте каждый день осознаватьмеру своего несчастья?

Помимо всего прочего, у новой секретарши было ещеизумительное имя – Шарон.

Шарон Самойленко, вот как ее звали.

Троепольский подозревал, что декретная Варвара специальнонашла ему Шарон, чтобы он в отсутствие ее, Варвары, особенно не расслаблялся.Или это Полина нашла, вернейшая Варварина подруга?

Они подруги, а он сиди теперь с дурой в приемной!

– Так, – сказал он в трубку и посмотрел на белые шарики,прилеплявшиеся к мокрому капоту, – что вы хотите мне сказать, уважаемая Шарон?

Секретарша радостно оживилась и задышала свободней.

– Ой, вы меня узнали, да?

– Ой, узнал! – тоже радостно признался Арсений. – Ой, как явас узнал!

Секретарша опять испуганно примолкла, и он понял, что концателефонному шоу не будет. Гаишник, повернувшись полосатым фосфоресцирующимбоком, пропускал машины с противоположного направления. Автомобильному шоу тожене было конца.

– Арсений, вам звонил Иван Берсенев. – Фамилию онавыговорила почти по складам, хотя ничего особенного в ней не было, самаяобычная фамилия, но и такая Шарон Самойленко затрудняла.

– Очень хорошо, – подбодрил секретаршу Арсений, – прекрасно.Что он сказал?

– Ничего, – пробормотала та. – Он сказал, что перезвонит вамна мобильный.

“Информация первый сорт, – решил Троепольский угрюмо. –Завтра уволю ее к чертям собачьим. У нас не богадельня”.

– Большое вам спасибо, – сказал он со всей вежливостью, накоторую только был способен в настоящую минуту. Гаишник остановил поперечныйпоток, и Арсений, пошарив ногой, нащупал педаль газа. – Я хочу попросить вас,чтобы вы больше мне не звонили.

– Как?! – тягостно поразилась бедная Шарон.

– Не звоните мне! – кротко попросил он. – Я через два часавернусь. До моего возвращения мне не звоните. Договорились?

В ухо закололи гудки параллельного вызова, и Шарон онотключил.

– Да!

Звонил тот самый Иван Берсенев, муж той самой ВарварыЛаптевой, так некстати собравшейся рожать.