– Какого тебе Федю?! Федю ему! Федя съел медведя, а у наснету никакого Феди!

– Простите, пожалуйста, – пробормотал Арсений, подаваясьназад.

– Еще пожалуйста! Спасибо! Всем сегодня Федю подавай!

Троепольский предпочел в дискуссии не вступать, быстренькоскатился на девять этажей вниз. Деваха сверху еще что-то выкрикивала.

– Пошла к черту, – пробормотал Троепольский себе под нос.

В третьем подъезде был кодовый замок, а номера квартиры онне знал, конечно. Знал, что на девятом этаже, первая дверь справа, и долгомаялся, высчитывая номер. Высчитал, набрал номер домофона, устройствозапиликало и пиликало долго, но дверь не открывалась. Кризисный Федя вполне моги не слышать никаких звонков.

Троепольский сбежал с обледенелого бетонного крылечка,поскользнулся, чуть не упал и, задрав голову, посмотрел вверх, на каменнуюгромаду, усеянную желтыми каплями освещенных окон. Что делать дальше, онрешительно не знал.

Контора не может жить без печати – если это нормальнаяконтора, разумеется. Федя, впавший в кому, вполне может дверь не открыть, дажеесли в конце концов удастся попасть в подъезд. Варвара была занята – рожала – иосвободится еще не слишком скоро, если он, Арсений Троепольский, хоть что-топонимает в этом многотрудном процессе.

Главное, все договоры повисли, и клиентам не объяснишь, чтово всем виноват Федя, у которого привычка совать в портфель все, что под рукупопадется, и время от времени впадать в транс!..

Замок на облезлой железной двери щелкнул, и на крылечковывалились подростки в куртках нараспашку и по-модному спущенных штанах. Укаждого в каждой руке – по бутылке пива. У некоторых по две.

Двадцатидевятилетний Арсений Троепольский, удачливый ирасчетливый бизнесмен, придумавший себе профессию, каких свет не видывал,приобретший скверную привычку работать от зари до зари и кучу денег в придачу кданной привычке, переждал, пока они скатятся с крыльца, и перехватил тяжелую,медленно закрывающуюся дверь.

Диалектических противоречий ему не хотелось, а такиезапросто могли воспоследовать, если бы он пошел напролом, как ходил всегда ивезде.

Он носил очки, имел слишком надменный вид и слишком презиралпиво и спущенные штаны, как образ жизни, чтобы выразители данных идей просто необращали на него внимания.

Поэтому он благоразумно переждал. Ну их на фиг.

В этом подъезде лифт работал, и лезть по ступеням непришлось.

Пластмассовые двери, исчерканные чем-то черным и гадким,разошлись, и он шагнул на площадку. Первая дверь справа. Вот она.

Воняло застарелыми “бычками” – от банки, прикрученнойпроволокой к перилам. Окурков в ней было вровень с краями, из середины поднималсяедкий серный дымок. Надписи на стенах сообщали о музыкальных и любовныхпристрастиях авторов, их друзей и подруг.

Вот, черт побери, правила человеческого общежития!.. Самоепервое и главное – если не можешь переехать за свой отдельно взятый забор своротами и висячим замком, придется тебе каждый божий день нюхать чужие “бычки”и знакомиться с музыкальными и любовными пристрастиями всех, комузаблагорассудится написать о них на стенах, полах, потолках, подоконниках,ступеньках того самого места, где ты живешь.

Арсений Троепольский ненавидел свинство, хотя и делал вид,что ему на все наплевать.

Первая дверь справа явственно свидетельствовала о том, чтоза ней находится жилье внаем, – краска облезла, замочек хлипкий, коврика вовсенет. Троепольский позвонил. За жидкой дверной фанеркой звонок прозвучалнеожиданно громко, будто прямо на площадке. Никто не отозвался, и он сновапозвонил. Звонок опять колыхнул подъездную тишину, слегка разбавленнуютелевизионной стрельбой, магнитофонной гульбой и человеческой удалью.

На этот раз Троепольский почему-то насторожился. Что-товдруг обеспокоило его, и, толкнув дверь, он понял, что именно.

Дверь не была заперта, и, весь подобравшись, Троепольскийувидел, как раздвигается черная щель, и темнота квартиры вползает в скудныйсвет лестничной площадки, смешивается с ним и становится похожей наразбавленные чернила.

Он посмотрел в чернильную лужицу, оперся о притолоку игромко позвал в щель:

– Федя! Ты здесь?

Никто не отозвался и, рассердившись на себя за невестьоткуда взявшийся страх, от которого стали влажными ладони, он толкнул дверь –она и не подумала скрипнуть, а он почему-то ждал скрипа.

– Федя! Федь, ты живой?!

Хуже всего было то, что заходить в квартиру ему не хотелось– не хотелось, и все тут, хотя этому не было никаких логических объяснений. Онпосмотрел на свои пальцы в перчатках, вцепившиеся в дверь, заставил их разжаться,просунул руку вглубь и зашарил по стене. Ничего не нащупывалось.

Где в этой дурацкой квартире включается свет, а?

Квартира стандартная, сдаваемая внаем, значит, вряд ликто-то здесь менял проводку и переносил выключатели. С правой стороны, чутьвыше пупка, чуть ниже грудной клетки, непременно должен быть пластмассовыйквадрат.

– Федя!

За спиной в бетонной шахте загрохотал лифт, поехал вниз.Арсений просунул руку поглубже, и свет наконец зажегся. Он даже зажмурился насекунду – так неожиданно это было. Квадратная передняя с вешалкой и резиновымуличным ковриком под ней материализовалась из черной пустоты. На вешалкеболтались Федино кашемировое лондонское пальто, мятое и пыльное, и куртка скапюшоном такой формы, словно в нем долго носили ведро, а потом вынули.

– Федь, ты где?!

“Вряд ли он ушел и оставил дверь открытой, – быстро подумалТроепольский. – При всех странностях он все же вполне нормальный человек, адома у него техника, стоимость которой вполне может сравниться со стоимостьюэтой квартиры”.

Направо был коридорчик в два шага, налево, кажется, кухня.

– Федя, черт тебя возьми!

Троепольский заглянул в кухню – голое окно, нагромождениекакой-то посуды на столе, козлоногая табуретка, черная тень от нее лежала налинолеуме, и никакого Феди.

Ощущение опасности стиснуло горло, а потом стекло вниз поспине. Волосы на затылке встали дыбом.

Что-то размеренно капало в глубине квартиры, и ему казалось,что капает у него за спиной, а там ничего не могло капать! Он нетерпеливо повелшеей, трусливо кося глазами за плечо. Щека, шершавая от вечерней щетины,прошуршала по воротнику куртки, ему показалось, что прошуршала очень громко.

Какой-то посторонний звук, Арсений явственно расслышал.Какой-то очень странный повторяющийся посторонний звук.