Его всегда завораживала красота космоса. Именно поэтому он, наверное, и стал астрономом. Не космологом, не астрофизиком, хотя, естественно, изучал космические теории и знал все гипотезы о происхождении звёзд, галактик, их скоплений и Вселенной вообще. Нет, Артур Крестовский, молчальник и затворник, любитель тишины, яблочного пирога и простоты во всём, окончил Симеизский институт Космоса и много лет работал там же, в Симеизе, рядовым астрономом, наблюдателем за звёздами, солнцем и необозримыми космическими просторами. Многие приятели (друзей у него практически не было) Артура качали головами, советовали найти работу поперспективней и покреативней. Однако никакие особые перспективы его не прельщали, и даже когда ему предложили возглавить Симеизскую обсерваторию, он отказался. Это наверняка помешало бы ему изучать небо. И любоваться им.

Да и можно ли не любоваться звёздными панорамами Галактики, где существуют такие великолепные узоры и картины, как взрыв сверхновой звезды Эты Киля, выбросивший в космос перья огня и светящейся пыли, которые сложились в удивительном образовании, напоминающем бабочку с жемчужными крыльями? Или геометрически выверенной «колоннадой» в самом сердце туманности Орла, расположившейся всего лишь в семи тысячах световых лет от Земли? Грандиозные тёмные столбы из газа и пыли напоминали коллекцию сталагмитов, «тающих» под интенсивным ультрафиолетовым излучением массивных горячих звёзд. Процесс этот называется фотовыпариванием, но Артур Крестовский забывал термины, восхищаясь звёздными пейзажами, потому что его в первую очередь захватывала эстетика подобных образований, их формы и лишь в последнюю – физический смысл процесса.

Нравилось ему наблюдать и за игрой света в кольцевых туманностях – памятниках умирающим звёздам. То есть таким, что уже пережили колоссальные взрывы, сбросившие в пространство их оболочки. Завораживали формы этих туманностей.

Улитка – красно-фиолетовый спиральный завиток из светящегося газа вокруг центральной звезды, до которой луч света бежал всего лишь четыреста пятьдесят лет.

Скат – несколько волнистых кругов жемчужного цвета, образованных турбулентным поведением газовых сфер.

Или Кошачий Глаз, где обнаружилась вторая звезда, также сбросившая газовую оболочку, которая и сформировала туманность в форме красивого звёздного «глаза».

Туманности Пузырь (которую раздувал мощный «ветер» излучения), Вуаль, Сатурн, Крабовидная – тоже были очень эффектными, волшебными по силе воздействия на поэтические натуры людей. Но Крестовский, хотя и был навсегда очарован ими, всё же больше времени тратил на квазары и галактики. Вот за ними он мог наблюдать не часами, а сутками, не обращая внимания на такие житейские мелочи, как еда и сон. Именно благодаря своей увлечённости, а также усидчивости и терпению он и сделал несколько открытий, несмотря на то что сканирование неба давно уже было передано инкам[1], и в окуляры телескопов можно было не смотреть. Правда, астрономы всё же наблюдали за небом, но делалось это посредством мониторов, через объёмные видеосистемы, и учёные в большинстве своём просто сидели перед экранами и виомами.

Артур Крестовский жаждал видеть звёзды «напрямую», не через виомы, для чего использовал эмскан – шлем прямого визуального контроля, передающий видеоинформацию напрямую в мозг человека. Во всём мире пользовались такими приборами считаные единицы, специалисты, для которых не нужен был «перевод» с «языка телескопа» на «язык человеческих чувств».

Определить ощущение, возникающее у Артура во время сеансов слежения за пространством, одним словом было трудно. В нём смешивались и восторг, и радость, и сожаление. Сожаление – от того, что смотреть на звёзды нельзя было все двадцать четыре часа в сутки. Душа жаждала новых эстетических потрясений, красота космических панорам увлекала до безумия, и лишь обязанности члена общества не позволяли Крестовскому превращаться в геймера, увлечённого очередной игрой и полностью зависящего от автоматического поддержания жизнедеятельности организма.

Первого апреля две тысячи триста третьего года он заступил на очередное дежурство в центре управления «Сферой»: так называлась система телескопов, расположенных возле многих планет Солнечной системы и в космическом пространстве, объединённая в единый визуально-наблюдательный комплекс. Это позволяло не просто расширить апертуру наблюдательной техники, но и на три порядка увеличить глубину проникновения во Вселенную человеческого взора. Достаточно сказать, что после введения «Сферы» в строй астрономы открыли тысячи новых квазаров на дальностях до тринадцати миллиардов световых лет, уточнили волокнисто-сетчатую структуру Вселенной и обнаружили десятки экзотических объектов, заставивших специалистов пересматривать физические теории. Среди них были и «кварковые капли», и «голые» космологические струны, оставшиеся со времён Большого Взрыва, и области «кристаллического вакуума», недоступные для прямого зондирования.

Поучаствовал в процессе открытия экзотов и Артур Крестовский. Ему удалось обнаружить десяток гравитационных линз из «тёмной материи», состоящей из недавно открытых частиц – аксионов и нейтралино, шесть «запредельных» квазаров с необычными характеристиками и «стенку домена» – странное образование, напоминающее зеркальную пластину площадью в двадцать восемь миллионов парсеков, отталкивающее звёздное излучение.

Эту «стенку», получившую название Аттрактор Крестовского, он изучал до сих пор, используя всё свободное от других занятий время.

Центр управления «Сферой» располагался на другой стороне Луны, под поверхностью лунного цирка Королёва, и имел собственную станцию мгновенного транспорта, сокращённо – метро. Артур, три года уже живший в Варшаве, вошёл в кабину метро польской столицы и вышел из кабины уже на Луне. Поздоровался с дежурным оператором, которого должен был заменить. Попил с ним горячего шоколада и устроился за вириалом управления комплексом.

Вириал представлял собой полусферу с полусотней кокон-кресел, на которые сводились все информационные каналы системы телескопов, а её внутренняя поверхность могла превращаться в сотню экранов или в единый виом, отражающий ту или иную панораму космоса. Разумеется, Артур был не единственным оператором «Сферы». Вместе с ним с телескопами комплекса работали ещё сорок с лишним астрономов и астрофизиков из разных уголков Земли и Солнечной системы. Тем не менее каждый из них, погрузившись в кокон-кресло, мог считать себя полновластным хозяином «Сферы» (не считая управляющего инка по имени Аргус) и работать в соответствии со своими задачами, не обращая внимания на других операторов.

По привычке Артур уделил внимание созерцанию наиболее красочных космических пейзажей, главным действующим лицом которых были далёкие галактики. Среди них была великолепная галактика М100 в созвездии Девы, удалённая от Солнца на десять миллионов лет, а также изумительной красоты галактика NGC891, видимая с ребра, разделённая надвое слоем тёмного, непрозрачного газа и пыли. Впрочем, ещё как минимум две сотни галактик имели необычные формы и могли претендовать на звание «мисс Вселенная», если бы устраивались такие конкурсы. Артур же с наслаждением созерцал их наряду с наиболее известными. Ему нравились и небольшие галактики типа Тележного Колеса – эта звёздная система действительно напоминала старинное колесо со ступицей и спицами из молодых звёзд, – и древние типа NGC4314, потерпевшие катастрофические столкновения с другими галактиками. Хотя больше всего он любил разглядывать гигантские скопления вроде Туманности Андромеды, воспетой поэтами и писателями ещё в двадцатом веке. Эта галактика считалась одной из самых близких к Млечному Пути (до неё было «всего» около двух миллионов световых лет), имела двойное ядро и была почти вдвое больше родной Галактики человечества.