ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ

583 г., Седьмой день месяца Гинс

Большой двухэтажный дом на желтых дюнах, обнесенный живой изгородью из терновника в два человеческих роста. Стройные сосны, врезанные закатным солнцем в густую небесную синеву. Смирное море лижет песок в сорока шагах от голубовато-серой стены терновника.

Человек в зеленом плаще, до боли в костяшках пальцев сжимающий рукоять меча, стоит почти на линии прибоя, в полушаге от пенных морских языков. Он всматривается в недостижимый горизонт. Крупная застежка плаща, украшенная чеканным псом, отзывается солнцу багрово-красным. Человек неподвижен, как каменное изваяние, и только край плаща едва шевелится на слабом ветру. Сейчас решится его судьба. Сейчас решится судьба всего древнего рода Акретов.

Столь яркая, что ее не в состоянии затмить даже закатное солнце, над его головой проносится косматая звезда. Ее цвет – багровый, ее имя – Тайа-Ароан, ее смысл до времени скрыт от смертных. Она мчит через небосвод, словно одержимая сколопендра, ее не остановить.

Тишина. Но вот песок за его спиной отзывается чьим-то торопливым подошвам.

– Милостивый гиазир Тремгор!

В голосе Гашалы, молодого слуги, слышится радость. Человек оборачивается. От волнения он не в силах вымолвить ни слова.

– Мальчик, милостивый гиазир Тремгор! Ваша жена только что принесла мальчика, и оба пребывают в добром здравии!

Человек одним движением срывает с пальца дорогой перстень с резным камнем и, отдав его слуге со словами “Он твой, Гашала”, со всех ног бежит к дому.

“Он будет носить имя Элиен. Только Элиен”, – думает на бегу гиазир Тремгор, и волна небывалого счастья захлестывает его с головой.

Он никогда не узнает, что в то мгновение, когда небо было распорото надвое косматой звездой, еще двое младенцев громким криком оповестили о своем рождении чуткие сумерки Сармонтазары. Он никогда этого не узнает и будет счастлив вечно: еще тринадцать лет в Ласаре, а после и до скончания времен – в Святой Земле Трем.

562 г., Семнадцатый день месяца Эсон

Он шел сквозь цепкий кустарник, не разбирая дороги. Шел, не имея ни желаний, ни мыслей.

Со стороны казалось, что это не человек, а механическая кукла безумного итского мастера. Как ходули переставлял он ноги, глупо болталась его голова, покорно сносил он хлесткие удары ветвей.

Он не цедил сквозь стиснутые зубы даллагские проклятия, не пытался защитить исцарапанное лицо, не смотрел в ясное ночное небо, чтобы отыскать Зергвед. И хотя он не видел звезд, он шел верно – шел в свое прошлое, о котором уже никогда не вспомнит, шел к уютному запаху костров и единоплеменникам, что спали на расстеленных шкурах рядом со своими мощными псами и видели вместе с ними одни и те же сны.

Он шел, и за ним не оставалось крови, ведь ее не было больше в его ледяном теле.

* * *

Элиен, сын Тремгора, потомок Кроза Основателя из древнего рода Акретов, вышел из шатра навстречу первому, бесцветному и холодному лучу весеннего солнца. Перед ним расстилался полевой лагерь харренского войска.

Элиен, первый среди равных, по праву занимал самую вершину холма, с которой открывался вид на неспешную Сагреалу, на прозрачный, окутанный зеленой дымкой набухающих почек лес, на заросшее кустарником поле, которое им предстояло пересечь через два часа.

Ровные ряды островерхих палаток из воловьих кож, знамена знатных, ладные харренские латники, мнущиеся с ноги на ногу возле ненужных костров… Все было правильно, все было так, как учили его ветераны Ретарской войны, как учил старый и мудрый Сегэллак.

Над лагерем разнеслась песнь боевых труб. Сотники будили своих воинов, конюхи повели лошадей к Сагреале – переход предстоял длинный, проводники сулили ближайший верный водопой лишь к исходу дня.

К Элиену подошел Кавессар, начальник конницы, опытнейший военачальник, о котором говорили, что с уроженцами Харрены он харренит, с грютами – грют, с женщинами – мужчина, а с врагами – яростный телец. В последнее верилось особенно охотно: рост Кавессара едва не доходил до семи локтей, а его меч мог развалить надвое матерого вепря. Щитом Кавессар пренебрегал – его трехслойные доспехи, набранные из окованных медью срезов с конских копыт, заговоренных его отцом,

Сегэллаком, были надежнее самой большой “башни”, с какой ходили тяжеловооруженные пешего строя.

– Гиазир, – начал он, немного смущаясь, что было совершенно несвойственно ему, Яростному Тельцу, который в битве на Истаргеринимских холмах, еще юношей, валил грютские колесницы, как валит жертвенные треножники лакомая до сочного тука росомаха, – ты позволишь поделиться с тобой некоторыми наблюдениями…

– Говори, – коротко бросил Элиен, с прищуром глядя мимо Кавессара, на солнце.

– Вот уже третий день не видно птиц, гиазир. Но вчера, после того как мы разбили лагерь и воины обносили его частоколом, я предпринял конную прогулку в тот лес, – Кавессар указал рукой на север, – и видел… Под деревьями лежали птицы… Маленькие обугленные птицы… Кажется, перепела…

– Кто-нибудь, кроме тебя, видел их? – спросил Элиен, привыкший в первую очередь заботиться о том, чтобы в войске был порядок и чтобы его военачальникам поменьше думалось о птицах, а побольше – о службе, дозорах и фураже.

– Нет, гиазир. Я был один. И ты – первый, кому я рассказал об этом. Элиен помолчал.

– Правильно, – сказал Элиен наконец. – Правильно. Что еще тревожит тебя, достойный Кавессар?

– Мы прошли сорок, точнее, сорок два перехода, мы покинули клеверотравную Харрену, когда еще снега было на локоть, мы прошли земли таркитов, как стрела проходит сквозь утренний туман, мы видели согбенные спины покорных-даллагов, мы переправились через Сагреалу, словно она была замощена отборным итским мрамором… Мы не знали ни трудов, ни забот. Больших трудов и больших забот, какие положены на долю солдата во дни настоящей войны…

– Так и должно быть, – нетерпеливо прервал его Элиен. – Так – и никак иначе. Кто в Сармонтазаре посмеет противиться могуществу союза свободных и равных городов Харрены? Разве найдется смертный, чья плоть вопиет по слепой ярости наших клинков? Разве после Ретарской войны сыщется хоть один, кто возжаждет узреть в открытом поле тысячу ликов солнца в кованых бронях нашего строя? Едва ли того хочется и герверитам. Выказав подлость к варанскому посольству, они оскорбили Варан. В их головах воет гибельный ветер Бездны Края Мира, и им ли думать о Братстве по Слову? Они не учли, что война Варана – война Харрены, достойный Кавессар. Отдай указания глашатаям, я хочу говорить со своим войском.