«Дважды обрезанный» (1 сезон, 1 серия)

Когда фары встречной машины просветили «девятку» насквозь, всё стало понятно:

«Ну да, щенки безбашенные, кто бы еще так понтовался на этой развалюхе…»

Старенькая лада «Самара» не могла держать скоростной режим с битком забитым салоном, но молодежь и не собиралась сдвигаться в правый ряд, чтобы пропустить движение. Водитель девятки шел неровно, болтаясь и вихляя из стороны в сторону, не то чтобы сильно, но на нервы действовал, козел. Я помигал ему дальним светом раз, другой, третий… Сигналить клаксоном смысла не было – всё он прекрасно видел, просто наглый и тупой юнец. До перекрестка оставалось еще добрых двести метров, и я придавил педаль газа, чтобы обойти девятку у самой разделительной полосы. Места было достаточно, да и дорогу здесь расчистили от снега совсем недавно.

«Девятка» резко вильнула влево, и чтобы не терануться об нее дверью, я довернул руль еще немного, совсем чуть-чуть, и прибавил скорости… да там и шестидесяти не было – «жигуленок» еле полз на сорока километрах в час, но моего «корейца» повело. На спидометр я и не смотрел, но спиной чувствовал, как растет скорость. Так бывает, когда теряешь контроль над машиной – кажется, что она разгоняется сама по себе, даже если идет уже боком поперек дороги.

Это потом следствие выяснило, что на том участке остался нерасчищенный кусок дорожного полотна – метров двадцать сантиметрового слоя льда, гладкого, как ледяная арена в «Крылатском». Я был там несколько лет назад, попал как раз на свежезалитый и отполированный лёд, – я такого больше никогда не видел: голубое зеркало, гладкое, влажное и такое… свежее, как утреннее небо. Но всё это потом – следствие, вопросы, ответы, показания, отчеты гибэдэдэшников, а тогда я почувствовал ужас и бессилие: машина не слушалась руля, педаль тормоза провалилась в пол, дорога стала поворачиваться вокруг меня, перед лобовым стеклом возник капот той самой «девятки», которую я обходил, потом и он уплыл назад и вправо. Из темноты выплыл киоск печати и понесся прямо на меня. Там тротуар, люди – я разглядел женщину, которая с ужасом смотрела на несущуюся к ней машину, мою машину. Я продолжал выворачивать руль, и он вдруг снова обрел способность влиять на движение автомобиля, видимо, участок с гололедом закончился. До тротуара с людьми оставались считанные метры, и я нажал на газ, чтобы компенсировать инерцию и проскочить мимо киоска и людей рядом с ним. Машина дернулась и меня вынесло на середину дороги… на пешеходный переход. Я только успел заметить, что он пуст, и уже вздох облегчения собирался вырваться с хрипом из моего горла, как глухой звук удара, а затем, как эхо, второй вернул меня к ощущению нереальности происходящего. Треснувшее лобовое стекло на секунду (две? три?) накрыла тень, потом тень медленно сползла и машину (уже остановившуюся и притихшую) качнуло. Только что с моего капота сполз сбитый мной человек.

Я вышел из машины, не закрыв за собой дверь. Меня качало, сухость во рту мешала двигать губами. Какая-то часть меня еще пыталась рефлексировать, смотреть на ситуацию и оценивать ее, но и у этой части с реалистическим мышлением было слабовато – на мгновенье мне показалось, что я в компьютерной игре: вот я вышел из автомобиля и должен совершить несколько правильных действий, а потом этот сюжет закончится, и всё пойдет своим чередом, я сяду в машину… Я подошел к человеку, упавшему с капота, он уже поднимался на ноги. Кажется, он кряхтел… или стонал.

– Давайте я вам помогу, – произнес мой персонаж и потянул руки к мужчине, который уже стоял, придерживаясь за мой капот.

Но мужчина отверг мою помощь, махнул рукой и, пошатываясь шагнул в темноту. Я тут же переключил внимание с него на окружающее пространство – чтобы обрести чувство реальности, мне требовалось больше информации: ударов было как минимум два.

Метрах в трех лежало тело. Чуть поодаль еще одно. Оба мужчины. Я шагнул к первому – ноги меня держали плохо, помню, как подогнулась левая нога, когда я перенес на нее всю тяжесть, чтобы поднять правую. Первый мужчина был в сознании, но голова и лицо в крови. Я приподнял его за плечи и поставил на ноги, он послушно встал. Мы подошли к машине, и я его посадил на заднее сиденье – ему нужно было в больницу. Я направился ко второму и тут только увидел, что вокруг собрались люди и услышал, как они говорят и даже кричат:

– Ты что наделал, гад!

– Да он пьяный, смотрите – на ногах не стоит!

Я подошел к лежащему на спине мужчине, он не шевелился, крови на нем не было, казалось он спит. Я наклонился, чтобы приподнять его. Я хотел отвезти его в больницу. Мне хотелось поскорее уехать отсюда, от этих людей, которых собиралось всё больше, они гудели, галдели. Передо мной всплыло усатое лицо мужика в очках:

– Не трогайте его. Я врач. Сейчас приедет скорая.

Я встал и тупо стоял, не в силах сообразить, что я сейчас должен сделать. Потом повернулся и пошел к своей машине. Подошли двое милиционеров, один представился, другой перегородил собой путь к машине. Начались вопросы…

Первый раз обрезание мне сделали, когда мне было 38. Фимоз штука малоприятная, особенно во время секса. С детства не люблю ходить по врачам, а тут решился. Кстати, о детстве и обрезании. Еврейским мальчикам делают обрезание на восьмой день после рождения. Понятно, что их об этом не спрашивают, но почему на восьмой день? Мне рассказывали, что есть разные версии. Больше всего мне понравилась одна: в неделе семь дней, и если ребенок проживет восемь, он по-любому проживет и субботу – шаббат, – приобщится к ее святости, а затем будет готов и приобщиться к святости обрезания. Красивая версия. Но обрезание можно делать в любом возрасте, если так случилось, что тебе его не сделали на восьмой день твоей жизни. Это ведь символ договора между Богом и сынами Израиля, заповедь, ради которой евреи шли на самопожертвование, то есть не шутка, всё серьезно. Я это понимаю так: если ты серьезно относишься к договору с Богом – докажи, отрежь себе крайнюю плоть и выброси ее, вот тогда тебя можно считать настоящим евреем. А я еще и сразу двух зайцев решил убить таким образом – избавиться от фимоза и всем, что с ним связано, а также