Противный, тонкий звон в ушах усиливался яркими вспышками и цветными огнями сквозь прикрытые веки. А, нет, цветные огни мелькали вокруг. Он разлепил глаза и задрал голову — похоже на центр Нью-Йорка, или Токио, или Шанхая, но только... Город, нависающий сверху небоскрёбами, казался совсем незнакомым. Он щурился, стараясь разглядеть место, где находился: стекло и сталь — в лучших традициях современности, гвалт со всех сторон и стойкое ощущение, что всё это мираж — иллюзия воспалённого сознания, ошалевшего от шума и иллюминации. Этот чёртов шум гипнотизировал, впивался в мозг и притягивал рассеянное внимание. Неприятное ощущение потерянности заставляло крутиться на месте и искать хотя бы что-то, за что можно уцепиться взглядом.

Медленно, но неизбежно пришло понимание, что стои́т он посреди людного проспекта. Совершенно голый. С голым задом... Ну, отлично! Руки машинально прикрыли самое святое, и он инстинктивно сжался, стараясь стать незаметнее. Мотнул головой, стряхивая с лица несколько длинных русых прядей. «Эт я где? Так надрался, что оказался в другом городе?» — дурацкая мысль пробежала мурашками по коже и немного растормошила. Ссутулившись, он дёрнул в ближайший тёмный переулок, резво перебирая уже замёрзшими ногами. «Так, куда же я попал?» — ничего не приходило в голову, будто все воспоминания напрочь отбили; а может, и отбили, не даром же с голой задницей посреди города слонялся.

Он осторожно выглянул из-за угла: широкий проспект впереди, многоэтажная автострада, сотни людей — целая река. Сильно зажмурился, наивно полагая, что картинка изменится. Возможно, это всего лишь затянувшийся сон или галлюцинация. Ступор потихоньку начал отпускать, а в голове зашевелились догадки — одна охудивительней другой: «похитили инопланетяне? Я нафиг им не упал. Дружбаны пошутили? Им не хватит денег на подобное шоу. Подставили власть имущие? Да не, я же не мешающийся под ногами честный политик или олигарх, чтобы ради меня заморачиваться такими масштабными приколами».

Продолжая рассматривать город, он старательно оставался в тени. Всё окружающее пространство будто сошло с картинок, где небоскрёбы протыкают светлое от рекламных огней ночное небо, пестрят вывески баров и клубов, проносятся по дорогам глянцевые дорогущие тачки. Идущие мимо люди выглядели сбежавшими с рэйва или Комик-Кона фриками, мельтешащими перед глазами одеждой кислотных цветов и безумными причёсками.

«Так, ладно, надо собраться и сделать вид, что голый я специально. Не знаю. Протест. Против, ну, против вымирания тюленей, например», — глубоко вздохнув, он решительно шагнул из переулка.

Морально он уже приготовился гордо нести своё бледное тело сквозь толпу, как бы всем видом говоря, мол: «Я вне системы! Я борец за... За-а-а... За что-то очень важное». В конце концов, пусть сбежавший с рэйва народ под кислотой полюбуется! А что? Нормальная у него фигура — не дрищ и не жирдяй, даже вон — пресс виднеется. Разве что, бледный, как поганка, но вообще-то, раньше бледность была признаком аристократии. Ага, сам барон Голозадов явился народу!

Он расправил плечи и приосанился, но люди не обращали никакого внимания и проходили мимо, даже не удостоив взглядом. Вообще это место напоминало самый центр Лас Вегаса, а он сейчас был в нём как проигравшийся авантюрист. Просрать в покер всё до трусо́в — это, конечно, обидно. Но самым обидным было то, что даже имя упорно не хотело всплывать в голове. «А сколько мне лет? Вроде отмечал недавно то ли двадцать пять, то ли двадцать шесть. Ну, что за чёрт? Тут помню, там не помню. Никогда бы не подумал, что и такое бывает». Уже было не по себе, а из-за непривычного холода тело начинало подрагивать. Мысли путались, подкатывала паника, а реакция на происходящее становилась всё более неадекватной. Он тихо хихикнул. Наверное, сейчас он походил на чокнутого наркошу: мокрые, почти до плеч, волосы, налипшие на лицо и шею и трёхдневная щетина.

— Вот это я неудачно припарковался, — пробурчал он себе под нос и усмехнулся.

Разговоры с собой если и не делали ситуацию понятней, то хотя бы помогали верить в то, что это действительно всё ещё он, а не порождение поехавшей крыши. Но это не точно. Впиваясь холодными каплями в кожу, моросил мелкий и до одури противный дождь.

Он шлёпал по мокрому асфальту, то рассматривая отражения в лужах, то поднимая глаза на чужой город. Вокруг всё так же теснились стеклянные небоскрёбы, взгляд цеплялся за широкие переходы высоко над головой — город казался разделённым на этажи. Всё пространство переливалось и пестрило, экраны и голограммы попадались на глаза, куда бы он ни посмотрел.

Опустил голову — шею уже заломило. За все время, пока шёл по проспекту, на него обратила внимание только одна девушка и, оглядев непревзойдённый и модный «костюм Адама», хихикнула. Дрожь продолжала бить, и он решил, что это адреналин сыграл злую шутку, заставив мозг отчаянно работать на грани эйфории, хотя, по сути, он был готов забиться в тёмный угол и просто взвыть от безумия, творящегося вокруг.

Метнувшись меж разноцветной толпы, напротив него завис дрон: небольшой серый корпус, два массивных винта, прикрытые полупрозрачной защитой; прямоугольный экран и линза камеры.

Он хмыкнул. Дрон гудел и не двигался. Через пару секунд тот ослепил его короткой вспышкой зелёного света и проговорил что-то на чужом языке. Какую абракадабру только что отчеканил дрон, было совершенно непонятно.

— Чего?

Медленно и чётко, тот повторил всё то же самое, что и в первый раз.

— Ни хрена не понял. Но очень интересно.

Он обошёл дрон и успел сделать несколько шагов вперёд. За спиной раздался до боли знакомый протяжный сигнал. Краем глаза он заметил, как мигнули красные и синие огни. О, этот ласкающий слух звук — и вот они бегут с пацанами кто куда, забыв пивас на скамейке или бросают дорожный знак, который так долго пытались спереть. Ага, что-то всё-таки в памяти есть. Он медленно развернулся. Ру́ки, впрочем, поднимать не стал.

Дрон повернулся к нему «лицом», и показал на дисплее какую-то схему. «Документ, что ли?»

— У меня только это.

Он кивнул на прикрытое руками достоинство. «Бежать некуда, может, всё-таки удастся выяснить, где я. Глядишь, родня там с ног сбилась, в „Жди меня“ сидят, плачут», — он вздохнул. На дисплее высветился знак, такой, как на двери в магазин: «с людьми вход воспрещён», — фигурка человека, в красном перечёркнутом круге. Он пожал плечами и продолжил пялиться на конструкцию дрона. В нижней части корпуса, на пузе, он обнаружил закрытый отсек. Сто за двести, что оттуда выезжает малюсенькая пушка, или выпрыгивают на длинных проводках контакты электрошокера, чтобы оперативно усмирить нарушителя.

— Во, до чего техника дошла, — пробормотал он, но полицейский, судя по всему, дрон, его явно не понял и ничего не ответил.

Ужасно хотелось почесать намокшую под дождём голову, но оторвать от самого дорогого хотя бы одну руку казалось плохой идеей, да и устраивать шоу местному населению не улыбалось. Мало ли, вдруг у них фестиваль какой, или парад, не за того примут ещё.