Тихо… Даже часы не тикают… Неужели встали? Стариков терпеть не мог эти часы именно за их тиканье, все требовал, чтобы заменила на нормальные, а мне нравилось…

Я замерла. Нет, пожалуй, дело не в часах, а в…

– Вятич…

В том, что лежу в объятиях Вятича, не сомневалась, но что-то не так. Тревоги не было, однако пространство вокруг неуловимо изменилось. Я опытный «попаданец» и что означает шуршащее в тюфяке под боком сено уже знала.

– Вятич…

– У…

– Мы где?

Шепотом и на ухо, мало ли что.

– В Москве. Спи.

– В какой Москве?! – На всякий случай я еще раз потрогала то, на чем мы лежали. Нет, на мою московскую постель это не походило ни в малейшей степени. – Ты посмотри, на чем мы лежим.

– Мы в Москове, которая Кучково… Спи, Настя, до утра еще далеко.

Я с трудом сдержала визг восторга. Вятич забрал меня обратно в тринадцатый век!

Спать, конечно, не получалось. Почувствовав это, Вятич принялся объяснять:

– Ты же просила тебя вернуть? Теперь терпи.

– А… а я теперь кто?

Предыдущий раз долго осознавала, куда это попала, и привыкала к своему более молодому, чем в Москве XXI века, телу пятнадцатилетней боярышни, живущей в XIII веке. Мало ли что теперь, боярышня-то погибла в неравной схватке с Батыем.

– Старуха лет семидесяти…

– Чего?!

– Не бойся, как и была – Настя, дочь воеводы Федора из Козельска.

– Но я же погибла? – Кажется, я чуть не заорала.

Вятич усмехнулся, приоткрыв один глаз:

– Ты? Не может быть! По мне, так живее всех живых. Между прочим, для всех ты вышла за меня замуж. Тут не полагается мотаться по городам и весям с посторонним мужиком.

Настроение поднялось донельзя. Какой сон, когда тут открываются такие перспективы?!

– А почему мы в Москве… ну, Москове?

– Едем в Новгород.

– Там Лушка…

– Угу, и Анея тоже.

– Они не знают, что я погибла?

– Настя, никто не знает и еще много веков ничего не узнает о Золотаревке, и о тебе тем более. Пользуйся моментом. Это же особый кайф – восстать из погибших. Представляешь, какой шок будет у Батыя? Он-то видел, как тебя убили.

Теперь я уже не только спать не могла, но и лежать вообще.

– Мы снова поедем убивать Батыя?! А почему тогда в Новгород?

– Батый пока в степи и пойдет на Европу южным путем.

– Вот именно, там Киев, Чернигов, там вся Южная Русь.

– А с севера вот-вот нападут крестоносцы. Югу все равно не устоять, нам нужно помочь князю Александру.

Я живо прокрутила в голове все, что за время болезни вычитала в Интернете о тринадцатом веке на Руси и окрестностях. Да, с севера готовятся напасть шведы с датчанами, а там и крестоносцы Ливонского ордена, если уже не напали…

– Вятич, а сейчас какой год?

– Тот же, что и раньше – 1239-й, осень. На следующий год летом приплывет Биргер.

Вятич, видно, понял, что проще мне все объяснить, потому что все равно не отстану.

– Угу. Невская битва.

– Ну надо же, грамотная стала…

– Значит, нам надо предупредить князя Александра Невского? – Я не замечала сарказма, не до того. Как боевой конь, заслышав звук полковой трубы, была готова ринуться в атаку не на Батыя, так хоть на Биргера, главное за Русь!

– Никого мы ни о чем предупреждать не будем, не имеем права. Ты уже предупреждала рязанцев, ничего не изменилось.

– И что, сидеть и ждать, пока он сам побьет шведов?

– Сидеть и ждать тоже нельзя, а вот что делать, будем думать на месте. Против нашего князя собирается слишком грозная компания.

Если честно, то меня меньше озаботили слова о компании.

– Где это на месте?

– В Новгороде. Приедем и вместе подумаем.

– С кем? – Я просто не верила своим ушам.

– С Анеей, ну, и твоей Лушкой, куда ж без нее?

– Они знают, кто я?

– Анея да, а Лушке придется сказать, если сама еще не догадалась.

Какое-то время я пыталась придумать, что бы этакое сотворить с Биргером, который незваным притащится с армадой шнеков в устье Невы.

Вот почему дома в Москве не сказать, что забирает меня обратно в тринадцатый век воевать теперь со шведами?! Прихватила бы с собой несколько ящиков динамита, заминировали устье Невы, и все о’кей.

Я так и заявила. Вятич только хмыкнул:

– Не умней Лушки… Потому и не сказал, чтобы ты не тащила под мышкой ракетную установку или подводную лодку. Вот связался…

Я почти обиделась. Ладно, пусть не подводную лодку или динамит, но акваланг и мины-то можно было бы.

Вятич снова открыл один глаз:

– Ты к чему их цеплять собралась? Шнеки деревянные.

Я не сдавалась:

– А я бы плавучие или придонные. Или вообще коловорот какой-нибудь, чтобы дырки в драккарах сверлить под водой.

Мысль о коловороте мне очень понравилась. Сделать из пары их кораблей решето ниже ватерлинии, остальные сами разбегутся.

– Ну что говоришь-то?

– А как мы будем воевать против Биргера?

– Не знаю. Думай, у тебя вместо военного арсенала голова есть. В Козельске же справились.

Да уж, в Козельске мы справились так, что у Батыя были все основания назвать Козельск Злым городом.

Я притихла, вспоминая наше боевое прошлое. Кажется, это было так давно, а ведь прошло всего два года. Или семьсот семьдесят три? Нет, я в тринадцатом веке, значит, надо здесь и считать.

Два года назад (по местным меркам) после аварии я вдруг очнулась вместо своей московской квартиры в теле пятнадцатилетней боярышни в Козельске в самый канун Батыева нашествия. Осознав это, отчаянно пыталась добиться, чтобы немедленно вернули обратно, но потом наплевала на все и отправилась в Рязань предупреждать о предстоящем нападении Батыя.

Моим предупреждениям никто не внял (боюсь, что русский пофигизм родился вместе с русскими), и невольно пришлось стать героиней защиты Рязани. Все последующее время я старалась не вспоминать те трое суток, что провела под горой трупов в сожженном городе.

А потом были храбры Евпатия Коловрата и рейд по Батыевым тылам в дружине князя Романа с выманиванием ордынцев к Козельску к определенному сроку. У нас все получилось как надо, ордынцам пришлось почти два месяца в половодье сидеть у Козельска по колено в воде и есть собственных лошадей за неимением другой пищи.