Вятич несколько раз подозрительно косился, видно недоумевая из-за моей сдержанности, но я делала вид, что так и надо, и стойко молчала.

Спустились к реке. Москва, что ли?

– Смотри, это Неглинная, а там Москва-река, – словно почувствовав мои сомнения, кивнул Вятич. Я вспомнила, что он, вообще-то, умеет читать мысли.

На берегу сотник (или он теперь не сотник?) отвязал довольно утлую лодчонку и жестом предложил в нее сесть. Осторожно покосившись на этот челн, со вздохом полезла в него, отказываться глупо, сама напросилась.

К моему удивлению, лодочка оказалась весьма устойчивой на воде, она не качалась, как легкие дюралевые конструкции, но и усилий требовала немалых. Сил у Вятича хватало, греб он быстро, в то время как я глазела по сторонам.

Лодка довольно быстро выбралась к повороту на реку пошире. Ясно, из Неглинной в Москву. Это было очень интересно – смотреть на хорошо знакомые по будущему места. Выходит, позади справа осталась будущая Кремлевская набережная?

Откуда-то из-за реки поплыл колокольный звон, не слишком громкий и явно не в несколько колоколов.

– Данилов монастырь…

– А…

Чтоб мне это хоть о чем-то сказало! Про сам монастырь я помнила, но вот где он, сообразить не смогла.

Ордынцы, видно, здорово разорили округу, а прошло не так много времени – полтора года, люди пока еще не вернулись, да и возвращаться оказалось почти некому.

По берегам – лес, огороды и пашни, правда, заросшие…

Я так задумалась, что не заметила, как берег, где мы садились в лодку, скрылся за поворотом. Интересно, куда мы плывем? Но Вятич не объяснял, молчала и я, пытаясь сообразить сама. Из Неглинной повернули направо, значит, справа то, что потом будет Пречистенской набережной? Вятич с интересом наблюдал за моими размышлениями.

Лодка пересекла саму Москву-реку, но приставать не стала, просто мы держались ближе к правому берегу, идя против течения. Но вот впереди уже явно показался поворот. У меня снова заработала соображалка: Москва так поворачивает у Лужников.

Вятич кивнул по ходу лодки, словно одобряя мои мысли:

– Там Воробьевы горы.

Немного погодя мы все же пристали к берегу, сотник привязал лодку покрепче и подал мне руку:

– Вперед.

Еще с полкилометра пробирались через лес вверх. Вдруг Вятич остановился, показывая мне на небольшую поляну:

– Настя, вон там будет твой дом…

Я не успела отреагировать, как услышала:

– А вот тут мой…

В голове мгновенно все прояснилось, словно свет включили в темной комнате.

– Ты… это я тебя однажды чуть не сбила машиной?!

– Да, было такое. Самоуверенная девица в дорогом автомобиле с визжащими от жесткого старта колесами…

– И поэтому ты притащил меня сюда?

– Хочешь обратно?

– Нет! Нет, обратно не хочу.

– И домой тоже?

– Куда домой?

– Ну, туда, – Вятич кивнул в сторону, откуда мы приплыли.

– Туда можно.

Обратно плыть было легче – помогало течение.

– Так почему ты все-таки два года назад притащил меня в Козельск?

Он усмехнулся:

– Когда появилась возможность переправить еще кого-то, сразу вспомнил о тебе. Хотелось показать, что ни на что не способна. А ты оказалась ничего, особенно когда калечила монгольских лошадей в дружине Коловрата.

– А… ты давно здесь?

Он только кивнул, и снова было ясно, что расспрашивать больше не стоит. Может, пока не стоит?

– А Анея?

– Твоя тетка? Нет, она здешняя. Но в Москве бывала.

Глаза Вятича смеялись, и я вдруг поняла, что Анея явно знает обо мне что-то такое…

Но на этом все обсуждение переходов «туда-сюда» из тринадцатого века в двадцать первый было закончено. Видно, не дозрела еще, чтобы мне все объяснять. Ладно, сама разберусь! Ты еще не знаешь, какая я упрямая.

Временами я задавала немыслимо дурацкие вопросы:

– Вятич, а ты кто теперь? Ну, раньше в Козельске был сотником, а теперь?

Он вздохнул:

– А теперь вот твой охранник…

– А деньги у нас откуда?

– Настя, вот ты о чем спрашиваешь? Откуда здесь ты сама?

– Я-то из Москвы. А ты что, доллары поменял в местном обменнике?

– Нет, сразу со счета снял вот такими монетами. – Он выразительно тряхнул большим кожаным кошелем. – Там еще были монгольские тугрики, но это уже для тебя, когда снова за Батыя возьмешься.

Через два дня, выбравшись утром наверх, я ахнула – вокруг было белым-бело. Красиво…

На наше счастье, зима встала быстро, и реки подмерзли основательно, и снег лег ровно, без оттепелей и грязи. Ехали верхом, так быстрее, да и легче. Больше всего меня потрясло имя моей новой кобылы: Слава. Это, конечно, не моя прежняя Слава, на которой воевала еще у Евпатия Коловрата, но похожа очень. На глаза даже навернулись слезы:

– Спасибо, Вятич.

– Да ладно…

Дорога с давних лет накатана и набита, но в последние годы поток, видно, снизился, и пока не встал хороший санный путь, проезжавших было мало.

Вятич застрял на самом краю деревни с каким-то мужиком. Ну сколько можно? Я помаялась-помаялась и тронула Славу:

– Поехали, лошадка, пусть догоняет.

Дорога к следующей деревне, где мы намеревались обедать, вела через лес, но кого мне бояться? Ордынцев здесь нет, волкам после прошлогодних событий я почти родственница, а медведи залегли в берлоги. Иначе Вятич будет еще два часа выяснять какую-нибудь ерунду. Нет, я понимаю, что для него очень важно, когда собирать остролист, но и обо мне подумать не мешало, холодно же просто стоять.

Сотник просто посмотрел мне вслед, даже не окликнув. Ах, ты так?! Вот возьму и даже в следующей деревне останавливаться не буду, в конце концов, не слишком оголодала!

Вообще-то я без Вятича никуда, но иногда так хотелось повыделываться…

Я настолько задумалась, что от звука человеческого голоса остановила Славу, даже не успев понять, что произошло.

– А ну стой! – Из кустов прямо передо мной появились трое крепких мужиков откровенно разбойничьего вида.

Опля! Только вас мне не хватало. И чего я полезла одна, могла же подождать Вятича. Пришлось остановиться.

– Стою.

– Чего? – почему-то растерялся от такой покорности старший. Его явно удивило, что малец (а как иначе меня воспринимать?) не только не испугался, но и с откровенным интересом разглядывал нападавших. Здоровенный парень бестолково топтался на снегу, вместо того чтобы меня грабить. – Ты эта… чего эта?..