День во дворце начался рано, после вторых петухов — около четырёх часов. Будили Дмитрия Иоанновича слуги постельничие, бывшие дворянами, а то и боярского роду. Сначала покашливали в коридоре, потом стучали в двери. Дмитрий был нрава кроткого. После утреннего туалета и умывания князь шёл во домовую церковь, на заутреню. Церковь, можно сказать — небольшая часовенка — находилась во дворце, во внутренних покоях, куда посторонним хода не было. Только великий князь, да княгиня с детками, да священник могли переступать её порог.

Службы князь посещал исправно, поскольку воспитан был Патриархом. Молился, просил у Господа заступничества и удачи в делах, коих было великое множество, больших и малых. И все требовали неусыпного внимания.

Много врагов у Москвы — тайных и явных, внешних и внутренних. Одни бояре чего стоили! Без них нельзя, за ними ополчение боярское, деньги, сила. А чуть с ними пожёстче — бегут. То к Олегу Рязанскому, врагу Дмитрия, то в Литву окаянную, к Ольгерду. И ведь не сделаешь ничего, право имеют. Иной боярин по древности рода, да по богатству, да по численности рати был ровней, а то и превосходил великого князя, и оттого чувствовал себя уверенно. При встрече хоть шапку не ломал, но кланялся не в пояс, как менее родовитые бояре.

После заутрени князь шёл к супружнице, если не свиделись в церкви, потом в детскую — пожелать здоровья и многие лета.

А уж потом — завтрак. Совсем скромный: щи стоялые, холодец на свиных ушках, белорыбицу копчёную да под пряженцы — с луком, яйцом. Если вина, то совсем чуть-чуть, известное дело — сухая ложка рот дерёт, больше пили меды с травами.

Любил великий князь поесть, знал, что грех то, чревоугодничество, каялся, однако поделать с собой ничего не мог. Потому с возрастом стал плотен и дороден. Опять же, коли сановник важный, так и дороден должен быть, чтобы видели — не нищий идёт, у боярина закрома полны. И тараканы на кухне да в трапезной свидетельствовали о достатке хозяина; стало быть, было чем мерзким насекомым в доме поживиться, не беден хозяин. Это у холопов в деревнях да по весне, когда иной раз кроме репы из еды не оставалось ничего, тараканы избёнки курные оставляли.

Дородство сие у Дмитрия чрезмерным было, заботы доставляло — одышку, да и доспехи бранные едва ли не каждый год обновлять приходилось. Ведь кольчуга — не рубаха, железо не растянется.

И верхами ездить князь не любил, потому как не каждая лошадь выдержать его могла. Подбирала дворня ему рысаков специально, выискивая по всему княжеству. Да и в седло садиться приходилось с помощью четырёх слуг, дюжих мужичков, которых специально для этого держали. По чину положено было это рындам делать, сыновьям боярским, что в белых кафтанах и с топориками на плечах великого князя свитой сопровождали. Должность почётная, первая ступень в боярской иерархии, только вот стать у юношей не мужицкая, силы не хватало помочь великому князю в седло подняться.

Это в юности, когда осиротел в девять лет, занимался воинскими искусствами — фехтовал, стрелял из лука, кистень кидал и боролся. Когда было жирком обрастать? В последние же годы всё больше головой работал — не руками. Да и то — ниспослал Господь боярина Бренка в помощь. Умён, хитёр, изворотлив. Насколько послы заморские хитры — целую речь скажут, а конкретного — ничего, Бренок ухитрялся выловить ценные крупицы и потом в приватной беседе всё разложить по полочкам. И в бою не пасовал, чувствовался опыт воинский. Дмитрий доверял ему наравне с воеводами ополчение своё да союзников в походы водить. И не подводил ведь ни разу, редкое ныне качество.

Большая вера только к митрополиту Алексею была. Он после плена своего да побега из темницы Ольгердовой за княжича печалился, его стараниями Дмитрий на престол взошёл, ярлык на княжение получил. Вспомнить только Нижний Новгород, когда по велению митрополита Сергий Радонежский все церкви в городе закрыл. А Москва рати на Нижний двинула. До сечи не дошло, испугался Борис Константинович, Дмитрию уступил. Давно это было, в далёком уже 1362 году.

После завтрака отдохнуть немного надо: встал-то рано князь, притомился уже. А уж после — принимать послов иноземных да бояр. Хорошо, Бренок выручает, подсказывает на ушко, что сказать надобно, а иногда и сам переговоры ведёт. Дмитрий лишь головой покачивает одобрительно.

Утомительное дело — приём послов. Это на нашего боярина голос повысить можно, коли провинился, али за заслуги деревенькой пожаловать. А с иноземными послами, что являются представителями своих властителей, надо вести себя любезно и обходительно, говорить ласково, тщательно взвешивая слова. Обидишь ненароком — и могут учиниться препятствия для торговли, или ещё хуже — война. А она Москве сейчас ох как не надобна! Только с Тверью всё утихомирилось, как зять тверского князя Михаила Ольгерд к Москве с ратью подошёл. Город не взял, но людишек многих из посада и весей в полон увёл. И пожар страшный, московский, уничтоживший город и кремль, после которого строиться заново надо. Сколько денег из казны да кошелей людских ушло! Правда, поступили разумно, отказавшись строить деревянные постройки — только из камня, благо, в окрестностях карьеры каменные были. Ох, дела и заботы тяжкие!

А ещё ведь послам дары ответные поднести надобно. По традиции дары ответные должны быть не хуже и не дешевле тех, что послы привезли А как узнать? Вот и крутились служивые люди казначейские, желая выведать, что обоз посольский в Москву везёт. На постоялых дворах да ямах пытались исподтишка в подводы заглянуть.

Султан османский саблю передал булатной ковки, да изукрашенную богато самоцветами, да в ножнах работы тонкой. А Москва ему в ответ — сундучок неприметный, с сушёными языками осётра. Стоимости содержимое немалой, ценилось в Османской империи высоко, потому как применялось для изготовления луков. Известное дело, у басурман обычай был. Каждый султан должен был в совершенстве знать и уметь изготавливать луки. И признаться надо — делали они их отменно. Видели наши послы: их луки на триста саженей били — супротив ста у татар.

За подарок сей султан благодарственную грамотку прислал, доволен остался. Потому подарок не только равноценен должен быть, но ещё и к сердцу припасть. А сколько за этим трудов стоит? Только великий князь, ближние бояре да казначей знали. Ох, молодец Михаил Бренок! Половину забот с его великокняжеских плеч снял. После приёма послов бояре на приём приходят — с просьбами да челобитными. И ладно бы серьёзные дела, государевы! То холопы одного боярина лес порубят в дубраве у соседа, то рыбу в озере выловят... Тьфу! Не великого князя то дела, мелочь.

Вот Михаил и решал сии дрязги. В начале самом в присутствии самого Дмитрия, а уж после, как поднаторел — и сам. Великий князь только рад, больше времени останется на отдых да посещение храмов и монастырей.

Вот так незаметно, по-тихому и стал Михаил Бренок правой рукой великого князя Московского Дмитрия Иоанновича, ближним боярином и наперсником.