Я не верю в чудеса, но ищу чародея.

Ванда Блоньская

Лучшее лекарство от всех недугов — соленая вода. Пот, слезы и море.

Карен Бликсен

Она любила осень. Абстрактную, звучащую в стихах Тютчева и Пушкина, изображенную на полотнах Левитана и Поленова. Осень уютную, спокойную, по-барски ленивую. Чтобы в беседке устроиться в кресле, завернувшись в теплый клетчатый плед. Да еще и с чашкой крепкого чая. Прозрачный старинный фарфор с клеймом мастера. А руки непременно в митенках, это необыкновенные дамские перчатки без пальцев. И пусть слуга издали почтительно спрашивает: «Не желаете ли чего…» Такая осень ей была приятна. О таких вечерах она грезила, кутающихся в серое марево. Но туман туману рознь. Когда ты в экипаже медленно объезжаешь усадьбу, перед глазами маячит голова кучера в сдвинутом набекрень картузе… нет, лучше в котелке. Он ведь кучер в приличном доме. А сбоку размытые силуэты деревьев, прячущиеся в дымчатую вуаль. Тогда — да. Прелестная картина. Но если обозленная толпа, провонявшая дешевым пивом, табаком, прочей дрянью; сминая ближнего своего, наперегонки рвется в троллейбус, вынырнувший из клубов «ароматного» пара. Нет. Подобный туман не вызывал ничего кроме брезгливой злости. Да пропади оно все пропадом!

Некое существо, нетрезвое и грязное, прилипло к Арине, недвусмысленно сопя и ерзая. Рука как бы случайно передвигалась туда-сюда вдоль края куртки по бедру обтянутому джинсовой юбкой.

— Как вам не стыдно. Прекратите.

Робко пропищала Арина, делая жалкие и безуспешные попытки отодвинуться. Вместо ответа, все так же молча, спокойно, нетрезвая особь мужского пола запустила вторую лапу под куртку жертвы. Девушка начала неумело брыкаться и отпихиваться. Из порванного пакета под ноги врагу покатились яблоки, недорогие все в пятнышках, их продавали старушки у самой остановки. Арина истратила на это подобие фруктов свою последнюю бумажку.

— Отпустите. Прекратите.

С надеждой на помощь она оглянулась; мужчины отводили взгляд или улыбались, наслаждаясь представлением, женщины делали каменные лица, конечно, никого это не касалось. Пьяный наглец расстегнул и задрал Аринину юбку.

— Да что же это такое!

Она бросила уже ненужный пакет. И что есть силы, толкнула обидчика в грудь. Враг замер, ругнулся, сплюнул и ударил Арину по лицу. Раз. Другой. Троллейбус дернулся и остановился. Поскальзываясь на яблоках, толпа хлынула в полу распахнутые двери. Мимо растрепанной униженной девушки, мимо ухмыляющегося обидчика. Арина так растерялась, что не попыталась улизнуть вместе с выходящими. Откровенно развлекаясь, мучитель пнул ее в голень. Ноги подломились и Арина, с тихим писком, упала на колени. Что-то мелькнуло у самого лица. Неожиданно подал голос бывший палач. Вопль, полный боли и испуга, заполнил салон.

— Вставай.

Избавитель помог ей подняться. Краснея от неловкости, стыда, она застегивала юбку, Смотрела в пол. И не могла выпрямиться.

— На.

В руку ей лег большой в коричневую клетку мужской носовой платок.

— Вытри слезки.

Она послушно промокнула глаза. Стерла плевки с куртки. Наконец решилась взглянуть на неожиданного заступника. Тот как раз общался с хулиганом.

— Ты мне руку сломал, гад!

Ныл усмиренный мучитель, стоя на четвереньках.

— Палец, один единственный. А в следующий раз шею сверну.

Спокойно отвечал новоявленный Дон Кихот. Бабуси с авоськами и две необъятных габаритов женщины принялись опекать покалеченного «страдальца». Помогли ему встать. Усадили на освобожденное сиденье. Самая голосистая «сестра милосердия» размахивая руками, завопила:

— Это что же такое деется. Ни стыда, ни совести у людей. Бандиты. Изувечили человека ни за что.

Кто-то подхватил:

— Ездят здесь прошмонтовки всякие. Напросятся. Потом заявления пишут!

Арина, ахнув, отшатнулась назад. Непроизвольно прижавшись к своему пожилому рыцарю. Тот приобнял ее за плечи, и вывел с поля боя, не вступая в перепалку. Взбудораженный троллейбус гудел, как растревоженный улей. Слава Богу, объявилась очередная остановка, и Арина увлекаемая спасителем покинула грязное чрево псевдотранспорта.

— Какой ужас.

— Это вы обо мне?

Улыбнулся Дон Кихот и ласково погладил девушку по щеке.

— Нет что вы. Конечно, нет. Спасибо огромное.

— Ничего действительно ужасного не случилось. Простите эту сволочь «ибо не ведают, что творят».

— …

— Глазки на мокром месте. Ну-ка, лапонька, улыбнитесь старику. Давайте знакомиться.

— Арина.

— Боже! Да у вас пушкинское имя.

— И фамилия подходящая. Родионова.

— Действительно. Какая прелесть. А я тоже литературный персонаж. Илья Ильич.

— Обломов?

— От дряхлой подруги слышу.

— Так точно.

— Дивно. Дивно.

— Вы, правда, не так чтоб сильно разжиревший.

— И вы, голубушка, отменно выглядите для преклонных лет.

— Косметическая хирургия не стоит на месте.

— Подкиньте адресок клиники. Есть у меня пара ровесниц на примете. Порекомендую им.

— Ни за что.

— Боитесь соперничества?

— Конечно.

— А с виду такая милая, добрая и отзывчивая.

— За этой внешностью чудовище скрывалось.

— И Дон Кихот решил начать сраженье…

— Одни доспехи от него остались.

— А у чудовища случилось несваренье.

— Страдала долго бедная скотина.

— Ругала рыцаря. Ведь он всему причина.

— …

— Что-то я потерял нить.

— Главное не голову.

— Точно. А вон и ваша долгожданная «десятка».

— Илья Ильич, спасибо.

— Рад был познакомиться с вами, милое создание.

— А я так просто счастлива.

Они улыбались друг другу. На прощание Илья Ильич помахал рукой. Лязгнувшие двери разделили их навсегда.

* * *

— Он что, бывший спецназовец, твой дед? Съехидничала Алена.

— Не знаю. Может быть. Дряхлым он не выглядел и возил этого пьяницу по полу как щенка.

— Точно. Обыкновенный нинзя. Они такие.

Констатировала Алена и, отжав марлю, шлепнула подруге на лицо.