НАЧАЛО ПУТИ

I

Среди перелесков и лугов, в излучине рек Оболянки и Лучесы, раскинулась небольшая деревня Ширки. Ее жители издавна занимались землепашеством, кустарным промыслом, отходничеством. Некоторые крестьяне подрабатывали на железной дороге, которая пролегает рядом, кое-кому удавалось устроиться в Витебске, Богушевске или Сенно. Земли здесь малоплодородные, подзолистые и супеси. Да и таких приходилось в обрез. Особенно трудно было многосемейным. К их числу относился и Мирон Машеров. Он женился по любви на красавице из соседней деревни Замосточье. Его не испугало, что Дарья была сирота и безземельная и, естественно, бедная. «Была бы любовь, а богатство никуда не уйдет»,— отшучивался Мирон. Но от этого жизнь не становилась легче. Приходилось трудиться по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Выручали смекалистость и навыки, привитые трудолюбивым и мастеровым отцом Василием. Мирон умел плотничать и слесарничать, и столярничать, выделывать овчины и шить полушубки. Это сильно выручало семью. Дарья как могла помогала мужу. Она тоже могла шить и кроить, ткать полотно и многое другое. Вдвоем они, недосыпая, изготовляли иногда в неделю по два-три полушубка. Шили еще армяки, тужурки, поддевки, тулупы и прочую немудреную крестьянскую одежду.

— Хватит, Мирон, на сегодня,— ласково просила обычно Дарья, видя, как устал муж.— У Бога, ведь, дней много.

— Но наши все коротки,— говорил, вздыхая, Мирон.— Поэтому и приходится работать ночами. Еще с часок поколдую.— Он внимательно смотрел на милые черты жены.— Дарья, ты иди, отдыхай.

Дарья, не обращая внимания на эти слова мужа, снова принималась за работу. Она, усмехнувшись, уточняла:

— Если уж отлынивать, то вдвоем. Ведь тебе тоже не легче.

— Что правда, то правда,— соглашался Мирон.

Так было во всем: малом и большом. Они шли по жизни, преодолевая все невзгоды, дружной и прочной парой. Даже в самых незначительных вопросах Дарья спрашивала совета у мужа, старалась найти лучший выход из экономических трудностей. А они наступали постоянно: если удавалось свести концы с концами в пропитании семьи, то тут же образовывалась прореха с одеждой и обувью. Взрослым можно было еще кое-как перебиваться, латая и поправляя старое. Хуже дело обстояло с детьми. На Матрене, например, прямо все рвалось на глазах. К тому же она быстро росла, и то, что еще можно было надеть, не налезало на нее.

— Моя ты родненькая,— целовала Матрену мать,— прибываешь ты, слава Богу, на радость нам. Но вот где тебе теперь купить платьице?..

— Не горюй, жена,— успокаивал Дарью Мирон.— Перешью свою рубаху.— Он вытащил из сундука сиреневого цвета роскошную кашемировую рубашку и, примеряя ее на дочери, гордо заявил: — Выйдет платье и кофточка.

— Ой, Мирон, сильно дорогая вещь,— усомнилась жена в его затее.

— Для детей ничего нельзя жалеть,— парировал Мирон.— А ты меня и такого будешь любить.

Дарья крепко обняла мужа, а шестилетняя Матрена повисла на шее у отца.

— У меня будет новое платье,— лепетала она.— Но-о-о-вое платье!

Родители тоже радовались и смеялись, словно обновка предназначалась для них.

Вскоре Мирона Васильевича забрали в армию, которой требовались все новые и новые солдаты для ненасытного чрева войны.

Дарья решила устроить проводы. Муж сначала воспротивился, но позже, передумав, согласился.

— Все-таки иду не на заработки, на проклятую бойню,— грустно сказал он.

Стол получился хотя и скромный, но довольно приличный: сало и соленые огурцы, копченая колбаса и квашеная капуста, тушеная картошка и грибы, масло и сыр. Брат Михаил, который жил рядом в одном дворе, принес свежую телятину и четверть водки, а его жена — две булки белого пшеничного хлеба. Когда все расселись за столом, Михаил предложил тост:

— Желаю тебе, дорогой мой брат, удачной службы и скорого возвращения домой. Постарайся остаться целым и невредимым.

Были еще тосты за здоровье Дарья Петровны, детей, Михаила, сестер и всех родных и близких. Потом разговор перешел на прозаичное житье-бытье: какое предполагается урожай и холодной ли будет зима, и в связи с этим много ли потребуется корма скоту.

Старший Машеров, будто бы угадывая настроение остальных, запел грустную песню:

Все бело вокруг,

Землю снегом замело.

Подскажи, мой друг,

Куда счастье ушло?

У холодной зимы

Дни короче стали.

Зачем разлучаемся мы,

Любви не зная.

Дарья затянула своим приятным контральто припев:

Розы алые,

Почему вы колючие?

Глаза усталые,

Раны болючие.

Ее подхватили Мирон и Михаил и другие гости:

Глаза усталые,

Раны болючие.

Наутро Мирон Васильевич уже ехал в Витебск на призывной пункт. Вскоре он был отправлен на фронт.

Дарье, одной, пришлось очень трудно. Все легло на ее хрупкие плечи. Что при муже казалось сущим пустяком, ныне вырастало в целую проблему. Взять хотя бы приготовление корма лошади и корове. Мирон с этим хлопотным делом управлялся быстро. Лишь резка сечки из соломы занимала больше времени. Зато он запасался ею на целую неделю! Спасибо Михаилу, который эту нелегкую работу, как кормление скота, заготовку дров, воды взял на себя. Ко всему прочему добавилась еще одна непредвиденная трудность — давало о себе знать пошатнувшееся здоровье. Почувствовала Дарья себя плохо после рождения Павла. Сначала наступало какими-то волнами недомогание. Оно то приходило, то снова улетучивалось. Дарья, оптимистка по натуре, считала это непременным послеродовым явлением. Поболит, мол, поболит и пройдет. Однако все пошло совсем иначе. Болезнь свалила с ног и неизвестно чем бы это окончилось, если бы оказанная квалифицированная помощь местным врачом, которого привез из Сенно Михаил Васильевич. Врач, осмотрев Дарью, покачал головой:

— Сильно много упущено времени. Но, думаю, поможет Бог и ее молодой организм.

— И вы, многоуважаемый доктор,— добавил старший Машеров.

— Само собой,— согласился с ним опытный старый врач и принялся за свое дело. Благодаря его усилиям и лекарствам, а также большой силе воли пациентки, здоровье пошло на поправку. Дней через пять Дарьи встала на ноги, а еще через неделю она уже потихоньку управлялась по дому.

— Не очень утруждай себя, Дарьюшка,— предостерегал золовку Михаил Васильевич, который с женой делал все по хозяйству младшего брата.

Вскоре Дарья совсем окрепла, и ей больше не составляло труда накормить и напоить скот, приготовить пищу семье, сходить за водой. Маленькая Матреша, сразу повзрослев на несколько лет, возилась с Павлушей, подавала на стол, мыла посуду и полы в доме, управлялась с множеством прочих обязанностей, которые значительно