1 — Ведьмак из Эмбри-Холлоу

2 — Рождественская фейри Страсбурга

3 — Ангел или монстр?

4 — Девочка со спичками

Депрессия, пренебрежение, монстры,

насилие, смерть, потеря

Каждый год в декабре из леса выходил ведьмак — с кривой усмешкой и мешком подарков для жителей Эмбри-Холлоу.

К нему всегда мгновенно тянулась толпа детей, как стекающие по свинцовому оконному стеклу замерзающие капли дождя, скапливающиеся на карнизе, прежде чем убежать. Малыши подпрыгивали на подошвах ботинок, пищали, когда Ведьмак начинал выбрасывать из сумки десятки бесформенных игрушек — скрюченных кукол с пустыми лицами и глазами, подмигивающими из челюстей и висков, горестно стонавших мрачных чертиков из коробок, прежде чем выбросить чучела крыс на пружинах, марионеток с задними конечностями, шапки, украшенные рваными вороньими перьями.

Тисл было двадцать два года, но с тех пор, как ей исполнилось десять, она подозревала, что, возможно, дары выглядели ужасно для всех, кроме их владельцев, потому как каждый ребенок, казалось, был сражен красотой своих подарков, и никто не завидовал тому, что получали другие.

Ведьмак приносил подарки и взрослым, но совершенно иного характера. Их ценность не была преуменьшена ничуть. Абсолютно новая тележка. Ярко выкрашенная оконная коробка. Блестящая искусно обработанная прялка. Набор тонких острых инструментов. Крепконогий жеребенок, жирная курица, здоровый ягненок.

Тисл также получала свою долю подарков от Ведьмака — в один год пачки бумаги и перо, на следующий — темно-синий плащ. Самый любопытный подарок пришел к ней в прошлом году. Она получила крошечный бумажный сверток, открыв который обнаружила в нем пару прекрасных золотых сережек.

Она никогда никому не рассказывала о своем желании иметь серьги, и была слишком застенчива, чтобы пойти к кузнецу или к одной из добрых женщин, чтобы проколоть мочки. Вот почему серьги не носила, а хранила их в ящике стола, дабы хоть иногда на них смотреть.

Этой зимой Ведьмак прошел мимо нее и уронил в ее озябшие руки тяжелую книгу. Это было все, что можно было сделать, чтобы Тисл не стала перелистывать страницы прямо тогда. Но девушка знала, что, как только она откроет ее, потеряется в чудесах, и все же Тисл хотела присутствовать на празднествах этого дня. Поэтому просто прижала книгу к груди, а Ведьмак перешел к следующему жителю деревни.

Возможности Ведьмака имели свои пределы. Он никогда никому не приносил новый дом, или целое стадо скота, или умершего любимого человека. Но подарки, которые он дарил, всегда аккуратно укладывались в укромный уголок в сердце получателя, идеально заполняя его.

Когда он закончил раздавать подарки, из мешка выскользнул целый стол длиной почти в ширину городской площади, уставленный дымящейся едой — жареным гусем с хрустящей коричневой кожицей, дымящимися пирогами с блестящими рубиновыми вишнями, морковью, глазированной коричневым сахаром, белыми булочками, пухлыми и мягкими, как щечки младенца.

В то время как все жители деревни столпились вокруг праздничного стола, наедаясь досыта, Ведьмак бродил по улицам, собирая вещи. Ненужные вещи. Он брал сломанные рукоятки топоров, сгнившие ящики из-под фруктов, поношенную одежду, развалившиеся корзины, ведра с дырками. Он взял костлявую, древнюю кобылу, которая больше не годилась ни для какого труда, и больных цыплят, и упрямого мула. Все они вошли в мешок Ведьмака, который поглотил их, не увеличившись ни на йоту.

Действительно, прекрасная сделка для жителей деревни. Отдайте нежеланных Ведьмаку и получите взамен то, что желаете.

Но их отношения с Ведьмаком не были свободны от случайной болезненной тени. Самая старая добрая женщина в городе нашептала Тисл мрачную историю. Один год, десятилетия назад, Ведьмак забрал человека. Младенца, младшего из семьи Мюллеров. У мастера Мюллера и его жены уже было шестеро детей, а седьмой был болезненным тщедушным мальчиком на тощих ногах, за которые его щипали братья и сестры, с тонким затравленным плачем, на который мать редко обращала внимание.

Когда Ведьмак забрал ребенка, все выразили слабый протест, но магия никогда не лгала. Все, что он забирал, было действительно нежеланным. Большинство людей, казалось, быстро забыли о ребенке, но Гаммер Бреннах — нет.

— Я пыталась хотеть этого, — сказала она Тисл, в то время как в ее слезящихся стареющих глазах собралась влага. — Но у меня уже было четверо собственных детей. С еще одним я бы не справилась.

Что Ведьмак сделал с ребенком?

Вопрос мучил Тисл с тех пор, как она услышала историю, мучил и сейчас, когда она смотрела, как его фигура в плаще удаляется по улице. Она уставилась на длинную борозду, которую его тяжелый мешок оставил в полузатоптанном снегу.

Что еще он заберет в этом году?

Она также задавалась вопросом, каким могло бы быть зимнее желание дедушки, если бы та пожила еще два месяца. Он тихо умер во сне, не задыхаясь, не паникуя и не сопротивляясь, как их сосед прошлой осенью. Она была благодарна ему за легкость ухода.

Но после его смерти она боролась с болезненной неуверенностью в том, что ее ткачество было не таким уж аккуратным, плотным или красивым, как у него. Как бы она ни старалась, ей не удавалось достичь качества и мастерства его работ.

Горожане заметили. Они тихо прокрадывались, один за другим, в магазин Молли, доверяя ее ткацкому станку производить одеяла, плащи и ковры, в которых они нуждались.

Если бы только дедушка позволил Тисл попробовать освоить другое ремесло. Если бы только ее пальцы не были такими неуклюжими. Если бы только старый ткацкий станок не был таким привередливым, создавая лучшие работы только в руках дедушки. Это имело смысл, предположила Тисл. В конце концов, ткацкий станок был стародавним подарком от Ведьмака. Вероятно, в его брусьях и роликах была какая-то странная магия.

Если бы только она не ненавидела ткацкое дело так сильно.

Ведьмак ушел за пределы ее поля зрения. Вероятно, он нырнул в переулок, чтобы забрать ненужное.

Вздохнув, все еще обнимая свою книгу, Тисл вернулась к праздничному столу. Она бродила