Конфидентка

Побочный сюжет, не связанный с  Кукловодом, Северной Вспышкой, Перстами Вильгельма и прочими современными ужасами. Это история о любви. И немного - об интригах внутри церкви Праматерей, а еще немного - о прошлом одного из персонажей главного цикла.

***

- К вам просится девица, дочь Вингрема. Сказать, чтобы позже пришла?

Уголок листа подрагивал, тревожимый ветерком из оконной щели. Письмо не отпускало мыслей аббатисы, хотелось думать лишь о нем. И чтобы лупил дождь, и все сидели по домам со своими помолвками, свадьбами, новорожденными детьми – пока не придумается что-нибудь толковое. Но Роуз Вингрем – славная девушка, а ее отец – успешный винодел, щедрый на пожертвования…

- Впусти ее. Предупреди, что я занята. Пускай говорит кратко.

Роуз вошла, оставляя мокрые следы. Сняла шляпку, с которой тут же потекло на ковер. Кот аббатисы укоризненно чихнул.

- Извините, святая мать, я очень неуклюжа…

- Не было бы больше печали. Садись, возьми платок.

Роуз поклонилась, села. Поискала, куда деть шляпку; не найдя, оставила у себя на коленях. Быстро утерла лицо и принялась комкать платок в худых нервных пальцах.

- Что привело тебя, дитя?

- Святая мать, простите мою дерзость. Я пришла просить о большом одолжении… Вы окажете мне великую честь, если…

- Говори же, не бойся.

- Прошу: станьте моей конфиденткой!

Быстрое дело, - с удовольствием подумала священница, коснувшись ладонью письма. Понять бы, зачем он едет. Ведь ничего не стоило – прислать человека помельче. Однако выбрался сам…

- Верно ли я понимаю, что ты решила воспользоваться правом Мириам, или же – правом первой ночи?

- Да, святая мать.

- Конфидентом мог бы стать любой из родителей. Почему ты не прибегла к их помощи?

Роуз густо покраснела. Так и бывает в подобных случаях.

- Я не хочу обременять их… Отец, мать или исповедница, так я слышала…

- Верно, могу. Отец знает твоего избранника?

- Я рассказывала папеньке о своих чувствах.

- И он их не одобрил?

- Ну… - Роуз высморкалась и глянула на аббатису поверх платочка. – Право первой ночи – оно ведь не зависит от желания родителей, да? Девушка может выбрать кого хочет, верно?

На вдох мысли аббатисы обратились к личности барона Вингрема. Будь он суровым военным лордом - не простил бы дочке своеволия, а значит, не стоило бы связываться. Но Вингрем был виноделом – смешливым, громким, душою застолья. Он не только простит, а и порадуется, что Роуз успела насладиться до брака.

- Все верно, дитя мое. Праматерь Мириам завещала: первая ночь девушки принадлежит только ей самой. Первый цветок сорвет тот мужчина, кого девушка выберет сердцем.

- Значит, вы согласны?!

От радости девица уронила и шляпу, и платок. Аббатиса подала гостье иконку и двинулась по накатанной колее ритуала:

- Прежде всего, клянусь пред лицом Софьи Дивотворящей хранить сказанное тобою бережно, как тайну исповедь. А ты пред ликом святой Праматери поклянись, что сделала выбор от чистого сердца, без страха и принуждения.

- Клянусь, что так и было! Мое сердце и душа отданы ему…

- Только ему, и никому другому, ты хочешь подарить свой первый цвет?

- Конечно, я же люблю его!

- Разделяет ли избранник твои чувства? Готов ли бережно и с благодарностью принять твой дар?..

Речь аббатисы сделалась механичной, когда мысли вернулись к письму. Дариус Хайтауэр – эмиссар церковного суда и око архиматери. Занимает высочайший пост, какой только может занять мужчина в Церкви Праматерей. Выше него – лишь капитул. И вот сей величавый орел бросает теплое столичное гнездо, летит в маленький провинциальный городок. Мчит на зов аббатисы скромной обители (шестнадцать монашек, двадцать две послушницы). Да и зова-то не прозвучало: я лишь сообщила о случае, поскольку должна была. Как тут в ответ…

- Дитя мое, твердо осознай: никто не смеет принуждать тебя к использованию права первой ночи. В любую минуту ты можешь изменить решение и дать отказ. Даже в тот миг, когда пальцы избранника уже коснутся лепестков цветка.

- Я понимаю это, матушка.

- Если же кто-либо применит к тебе насилие или принуждение, святая церковь оградит тебя от всяческих нападок. У Праматери Софьи нет нелюбимых дочерей. Каждую она бережет, словно единственную.

- Благодарю вас, матушка.

- Применение права первой ночи не возложит на тебя никаких брачных обязательств, как и на твоего избранника. Каждый из вас останется свободен в выборе…

Успокоенный монотонным звуком голоса, кот задремал на коленях аббатисы. Она думала: а если Хайтауэр едет по мою душу? Священный Предмет подвергся угрозе; в этом можно найти повод расправиться со мною. Не уберегла, не сохранила, не обеспечила… Но нет же: сохранила, уберегла – Предмет опять покоится в сундуке за алтарем, как положено. Да и другое: я слишком мелка для эмиссара. Он ничего не выиграет охотою за столь скромной дичью. Разве только докажет усердие, но зачем? Он и без того любимый пес архиматери…

Губы аббатисы кривились от этих мыслей, но речь лилась по-прежнему ровно:

- В случае, если первая ночь принесет плод любви, ты должна помнить об ответственности. Внебрачное дитя не унаследует ни титулов, ни имущества, но ты будешь любить его всей душою и окружать материнской заботой. Клянешься ли в этом?

- Клянусь, святая мать.

- Святая Софья не требует, чтобы каждый росток любви приносил плоды. Более того, сказано: первая ночь – только для влюбленных; ничему, кроме чувства, в ней нет места. Будет разумно воздержаться от зачатия в эту ночь. Известны ли тебе способы?

- Ммм… кажется.

- Обсудим их. Прежде всего…

Так или иначе, это дает шанс, - думала аббатиса, почесывая серое брюхо кота. Волей или неволей, эмиссар уделит мне внимание. Как бы зол он ни был, я постараюсь… Наша обитель скромна, но приносит матушке-церкви больше пятисот эфесов в год. Многие монастыри с трудом кормят самих себя – а мы регулярно шлем золото в Фаунтерру. И эти деньги не так уж легко достаются! Затем, пусть он увидит, какой порядок у меня. Все исправно, всюду чисто. Иконостас обновлен и посеребрен; для Софьи Дивотворящей устроена ниша; витраж треснул в морозы – восстановлен. Все за собственные средства, ни агатки сверху не прошено. Четверо послушниц переписывают «Незримую силу». Поди еще поищи грамотных послушниц – а у меня четверо при деле! Наша репутация в городе – отменна, никто не придерется, уважают и стар, и млад. Вот же