- Успокойся, мой милый. Нам обоим нужно набраться покоя. Нынче нелегкий день, но он скоро окончится…

Эмиссар вошел без спросу, как в собственный дом. Сказал с угрюмым и требовательным видом:

- Итак, горящий Предмет. Что вы знаете об этом, сударыня?

- Ничего, милорд. Впервые вижу такое. Ума не приложу, как это может быть.

- Если скажете хоть слово о чуде, я рассмеюсь вам в лицо! Убежден, что это мошенничество, уловка шарлатана. Желаю знать, кто и как ее устроил.

- Милорд, есть ли смысл в поисках?..

Эмиссар постучал себя по виску:

- Сударыня, вы в своем уме? Состоялось мошенничество с применением Предмета! Я всех выведу на чистую воду! Мои люди уже занялись поиском улик.

- Завтра первый Софьин день… Назначено десять свадеб, и ваша в их числе. Прошу: не портите праздник допросами. Отложите хотя бы на потом.

- Даже не подумаю. По горячим следам найду всех виновных и развешу на соседних ветках с этим чертовым семинаристом!

- Бур-бур, - сказал кот и повернулся на другой бок.

Так же и в душе аббатисы нечто крупное не находило себе места. Ворочалось, скребло когтями…

- Милорд, вы собирались оправдать Дэвида. Зачем приговорили к смерти?

- Как будто сами не понимаете.

Все она понимала, однако…

- Юноша проявил благородство. История с горящим Предметом служила идеальным оправданием. Дэвид мог сказать: «Да, все так и было» - и вышел бы на свободу. Но он поступил так, как требовала честь.

- Вы говорите: честь, - а я говорю: трусость! Попробуй он солгать, я отдал бы его своим людям. С него бы сняли кожу по кускам, и все равно добились правды. Виселица – счастье в сравнении с этим.

- Вы поступили бы так с невиновным?

- С вором и лжецом, сударыня. И грешником. Первая заповедь гласит: «Свое место в мире прими с достоинством». Бедняцкий сынок позарился на дочь барона. Одного этого довольно!

- Бур-бур-бур, - сказал кот, топчась на ее ногах. Он тоже не находил себе достойного места.

Аббатиса погладила его между ушей, провела пальцами по спинке…

Сказала:

- Святая мать. Вы зовете меня сударыней. Простите, милорд, но это неверно.

Он скривился:

- У вас тоже нелады с первой заповедью? Сударыня, работайте над собою.

- Я никогда не жертвовала верой ради выгоды. Ни разу в жизни. Не смогу и сейчас… Милорд, измените решение суда: оправдайте Дэвида.

- Это еще зачем?

- Служить Праматери Софье – значит, служить любви. Нельзя наказывать за любовь.

- Чушь, сударыня. Сопливый бред.

Тогда она повернула к нему книгу:

- Если мой довод вам не по душе, приведу другой.

Прочтя, он изменился в лице. Глаза сузились в щелки, заиграли желваки.

- Роуз не чиста?! Вы мне солгали!

- Отнюдь. Роуз не смогла применить свое право, но запись создает иное впечатление. И я подумала: что произойдет, если сия страница попадет в руки капитула?

Аббатиса крепко взяла книгу – вдруг он попробует выхватить. Перевернула страницу, показала оборот: «Требую сведений о конфиденсии Роуз Вингрем. Эмиссар Хайтауэр».

- Вы заставили меня нарушить тайну исповеди. Грешным путем выведали имя соперника – и расправились с ним, злоупотребив служебной властью. А вскоре Роуз родит вам ребенка, и весь капитул заподозрит, что это дитя человека, казненного за кражу святыни.

- Отдайте! – рявкнул эмиссар.

Она быстро швырнула книгу в ящик, защелкнула замок.

- Оправдайте Дэвида. Отмените свадьбу с Роуз Вингрем. Богам противно то, что вы делаете, - вот почему загорелся Предмет.

- Приказываю немедленно отдать!

- Я вассал капитула, не ваш. Коль архиматерь прикажет, ей и отдам.

Он поднялся, уперся кулаками в стол, навис над нею черной тенью.

- Я отменю свадьбу и оправдаю мелкого щенка. Знаете, зачем? Когда сделаю это, вы утратите бумажный щит. Без свадьбы и казни мне не будет страшна книга. Я сгною вас.

- Милорд…

- Молчать! Службу в этом захолустье вы вспомните, как сладкий сон. Я вышвырну вас отсюда и втопчу в землю. Зарою так глубоко, что в жизни не увидите божьего света. Помрете под землей, как червяк. Прощайте… святая мать.

Он выплюнул ее титул с убийственным презрением, развернулся и ушел прочь.

Аббатиса обняла кота. Пальцы дрожали, зарываясь в густой мех. Она сидела ни жива, ни мертва. Жуткие угрозы эмиссара продолжали греметь в ушах.

Монахиня стала гладить любимца. Нервно, с напором скребла пальцами его шкуру. Однако он терпел…

Она говорила:

- Ничего, Мурчик мой, ничего. Мы справимся, Софья поможет. Он страшный человек, но мы придумаем что-нибудь... Славный мой Мурчик, ты еще станешь самым упитанным котом в столице…

- Мур, - ответил котик, щекоча усами ее ладонь.