О приезде Ронни Сэндза в Москву Марине сообщила ее подруга, Татьяна, которая, в свою очередь, узнала об этом из последнего номера «Московского комсомольца».

— К нам на кинофестиваль прилетел сам Ронни Сэндз! — восторженно сообщила она Марине и Леониду. — Подумать только — Сэндз, звезда мировой величины! Он сейчас даже более знаменит, чем Ди Каприо и Том Круз…

Разговор происходил в торговом зале обувного магазина «Салита», где Леонид работал охранником, а обе подруги — продавщицами. Леонид — стриженый здоровяк в строгом черном костюме и галстуке — отнесся к новости с прохладцей. Он не посещал кинотеатры, а по видеку предпочитал смотреть дешевые боевики.

— Сэндз? — переспросил он, подавляя зевок. — У меня жена по нему с ума сходит. И чего это он прилетел?

— Он будет представлять на внеконкурсном показе новый фильм — «Жестокий ангел», в котором играет главную роль.

Татьяна протянула ему газету, но Марина перехватила ее и взглянула на фотографию. На ней был запечатлен Ронни Сэндз, пробирающийся сквозь толпу поклонниц.

— Приехал с женой, — продолжала щебетать Татьяна. — Очень симпатичная. Я видела ее фото в «Космополитене». Вот бы посмотреть на них в живую…

— Ну и чего, — равнодушно пробасил Леонид. — Съезди и посмотри.

— Так уж на тот сеанс, где будет Сэндз, все билеты проданы! Разве что к кинотеатру подъехать, дождаться его у входа?

Охранник скептически покачал головой. Татьяна обернулась к подруге:

— Марин, может, съездим завтра? А то ведь улетит, и больше никогда в жизни не увидим!

Марина вернула ей газету.

— Погоди, у меня покупатель…

Одна из посетительниц заинтересовалась туфлями на стенде фирмы «Поллини». Марина с дежурной улыбкой устремилась ей навстречу, и разговор о приезде Ронни Сэндза был благополучно замят.

До конца рабочего дня Татьяна еще несколько раз пыталась «завести» подругу на эту тему, но Марина избегала говорить о Сэндзе. Перед самым закрытием магазина, когда Татьяна была занята с покупателями, она украдкой подняла газету, оставленную на стуле, и еще раз всмотрелась в фотографию. Да, это был он, Ронни. Она сразу узнала это мужественное красивое лицо с благородными чертами, эту полуулыбку чувственного рта, мягкий прищур светлых глаз. На фотографии, сделанной корреспондентом явно второпях и из неудобного положения, Ронни все же получился очень удачно. Именно таким она встретила его дождливым сентябрьским вечером пять лет назад…

Ее мысли перебили покупатели. Их сегодня было почему-то больше обычного, и все повалили перед самым закрытием магазина. В десять минут девятого Марина закончила работу, переоделась и, выйдя через служебный вход, зашагала по Ленинскому проспекту. Жаркий летний вечер был полон солнца. День, казалось, и не думал кончаться. Она перешла проезжую часть и свернула на улицу Стасовой. Здесь был ее дом — панельная девятиэтажка, а дальше по улице, в сотне метров, — детский сад, куда ходила ее дочка. Марина забрала оттуда Настю, и они вместе направились в магазин. Девочка, как всегда, принялась просить жвачку и шоколадку. Обычно Марина ее не баловала, покупала либо одно, либо другое, а то и вовсе ничего, смотря по ее поведению в детском саду, но сегодня неожиданно расщедрилась: дочка получила несколько пачек жевательной резинки, две шоколадки и в придачу конфеты «чупа-чупс». С покупками они вернулись домой.

У Марины была небольшая однокомнатная квартира, доставшаяся ей от бабушки. Отец и мать жили в Звенигороде, раньше она и сама жила там с двумя младшими братьями и сестрой. После смерти бабушки было решено, что московская квартира должна достаться ей, как самой старшей среди детей. В ту пору Марина уже закончила школу и поступила на курсы секретарей-референтов. Тогда же в ее жизни и появился этот американец…

Дома, переодевая дочку, она заглянула в ее светло-зеленые, с золотистой искрой глаза. Это были его глаза. И Настина улыбка — тоже его, Ронни.

— Мама, ты чего? — Дочка смутилась под ее пристальным взглядом.

— Ничего. — Марина перевела дыхание, улыбнулась. — Просто я подумала, что тебе давно пора бы вымыть головку!

Настя подбежала к зеркалу и посмотрела на себя. Марина обратила внимание, что волосы у дочки — от нее, от матери. Такие же пепельно-серые, густые, волнистые. Они удивительно хорошо сочетались с мягкой зеленью Настиных глаз. Дочь обещала вырасти настоящей красавицей.

Марина вздохнула, отправляясь с сумкой на кухню. Ронни Сэндз промелькнул в ее жизни как ослепительный метеор, оставив Настю и приправленные горечью воспоминания. Он жил с ней всего четыре месяца. В конце января срочно вылетел в Штаты для участия в съемках, клятвенно пообещав вернуться за ней или вызвать ее к себе в Лос-Анджелес. В первое время он часто звонил, но потом международные звонки в ее квартире стали звучать все реже — Ронни объяснял это своей загруженностью работой, — а к лету и вовсе прекратились. В июле она послала ему телеграмму о том, что у них родилась дочка. Ответная телеграмма содержала вежливое, отдающее холодом поздравление. А осенью того же года в Москву прибыл мистер Джонсон, адвокат Сэндза. Он позвонил ей из гостиницы «Рэдиссон-Славянская» и сообщил, что совершил перелет из Америки специально ради разговора с ней.

Она хорошо помнила этот визит. Худощавый, с залысинами, человек лет сорока пяти, в безукоризненном черном костюме, сидел в ее комнате за накрытым клеенчатой скатертью столом и оглядывал старомодную бабушкину мебель сквозь очки в тонкой золоченой оправе.

— …Вы должны понять, миссис Рябинина, что для мистера Сэндза это нежелательный ребенок, — размеренно журчал вкрадчивый голос адвоката. — Подобные увлечения характерны для мужчин в его возрасте, да и для женщин тоже, но далеко не всегда эти увлечения кончаются рождением ребенка. Теперь, конечно, уже поздно напоминать вам, что вы должны были воспользоваться средствами контрацепции или обратиться к медику, который смог бы прервать беременность. Случилось то, что случилось, и нам ничего не остается, как принять этот факт и обсудить вопрос о наших дальнейших действиях…

— Ронни отказывается от ребенка? — стараясь казаться спокойной, спросила Марина.

— Нет, почему же. Мистер Сэндз готов взять на себя свою долю ответственности…

Они разговаривали на английском, которым она отлично владела. В двух метрах от адвоката, в детской кроватке, попискивала Настя. Он всего лишь раз покосился в ее сторону.

— Хорошо, что он хотя бы вспомнил обо мне. А то я уж подумала, он забыл про меня в своем Лос-Анджелесе!

Она произнесла это несколько взвинченно, но адвокат никак не прореагировал на ее интонацию.

— Не думаю, что вам есть смысл обращаться в суд Соединенных Штатов по поводу взыскания с мистера Сэндза алиментов или выплаты вам компенсации за моральный ущерб, — продолжал он прежним размеренным тоном. — Такие процессы длятся годами и требуют немалых финансовых средств, которыми вы, насколько я могу судить, не располагаете…