В 1990-х гг., когда я только начала заниматься изучением социальной работы, данная сфера была охвачена противоречивыми дебатами на тему природы знания и истины. Познания, полученные опытным путем, более ценны или все-таки менее значимы, чем данные исследований, проводимых в контролируемых условиях? Какие исследования можно описывать в профессиональных изданиях, а какие не стоит? Это был один из тех жарких споров, которые зачастую вызывают трения среди профессорского состава.

Поскольку в то время мы были докторантами, нам волей-неволей приходилось вставать на чью-либо сторону, принимая участие в дискуссиях. Наши профессора-исследователи учили, что необходимо отдавать предпочтение доказательствам перед опытом, аргументам перед верой, науке перед искусством и точным данным перед рассказами. По иронии судьбы одновременно наши преподаватели учили и тому, что специалисты по социальным вопросам должны остерегаться формулировок с явно выраженной дихотомией («так или этак»). По сути, нас учили, что, когда перед нами стоит дилемма «или-или», первый вопрос, который мы должны задать, должен быть: «Кто получает выгоду от того, что заставляет людей выбирать?»

Если применить вопрос о выгоде к спору о социальной работе, то ответ очевиден. Ученые в сфере традиционных количественных исследований получают преимущество, если их работа считается единственным путем к истине. В моем учебном заведении превосходство было на стороне традиции, в то время как качественным методам исследования практически не уделялось внимания. И при написании диссертации можно было пользоваться только количественными методами. Был единственный учебник по качественным исследованиям, и тот из-за розовой обложки прозвали девчачьим.

Эта дискуссия стала для меня сугубо личной, когда я увлеклась качественными исследованиями, или, если быть точной, методом обоснованной теории. Я искала различные возможности работать с этим методом и находила соратников как в колледже, так и за его пределами. Своим методистом я выбрала Барни Глейзера (Медицинская школа в Сан-Франциско при Калифорнийском университете), который вместе с Ансельмом Страуссом является создателем метода обоснованной теории.

Я до сих пор нахожусь под сильным впечатлением от прочитанной еще в 1990-х гг. статьи «Множественность путей познания» (Many Ways of Knowing) Энн Хартман, которая была влиятельным редактором одного из наиболее престижных журналов того времени. Она писала:

Мы придерживаемся мнения, что существует множество истин и путей познания. Каждое открытие увеличивает наши знания, а каждый способ познания способствует углублению нашего понимания и добавляет еще одно измерение в нашу картину мира. Например, массовые исследования тенденций в браке сегодня представляют полезную информацию о быстро изменяющемся социальном институте семьи. Но пристальный анализ одного брака, как в пьесе «Кто боится Вирджинии Вулф?»[1], обнажает всю сложность одного конкретного брака и приводит к новому пониманию боли, радости, ожиданий, разочарований, интимности и одиночества в отношениях. Научный и художественный методы представляют собой разные пути познания. И, как указал Клиффорд Гирц[2], мыслители-новаторы во многих областях размывают жанры, находя искусство в науке, а науку – в искусстве и социальную теорию во всяком человеческом творчестве и деятельности.

В первые несколько лет своей преподавательской и исследовательской деятельности я поддалась страху: мне казалось, что избранного мною метода исследований явно недостаточно. Со своими качественными исследованиями я чувствовала себя аутсайдером и поэтому в целях безопасности старалась держаться как можно ближе к общераспространенной точке зрения: «Если что-то нельзя измерить, то его не существует». Такая позиция отвечала как политкорректности, так и моей глубокой антипатии к неопределенности. Эта статья навсегда заняла место у меня в уме, как и в моем сердце. И сегодня я с гордостью называю себя исследователем-рассказчиком, потому что уверена, что в основе самых важных знаний о поведении человека лежит жизненный опыт. Я бесконечно благодарна Энн Хартман за ее решимость встать на эту позицию, профессору Полу Рэффоулу за то, что дал мне прочитать эту статью, и Сьюзан Роббинс за то, что отважилась возглавить мой диссертационный совет.

Читая эту книгу, вы поймете, что я не считаю веру и аргументы естественными врагами. Полагаю, что к этой ложной дихотомии нас привела потребность в определенности и отчаянное желание «быть правым». Я не доверяю теологу, который отрицает красоту науки, и ученому, который не верит в силу таинственности.

Благодаря такой позиции я нахожу знание и истину во множестве источников. В этой книге вы встретите высказывания ученых и авторов песен, цитаты из исследований и фильмов. Я поделюсь с вами письмом от своего наставника, которое помогло мне разобраться в том, что значит разбитое сердце, и статьей социолога на тему ностальгии. Конечно, я не возвожу Crosby, Stills, Nash & Young в ранг ученых, но также и не хочу преуменьшать способность артистов запечатлевать истину о человеческой душе.

Я не собираюсь делать вид, что являюсь экспертом по каждому вопросу в этой книге. Вместо этого я буду приводить цитаты из трудов других исследователей и экспертов, чьи работы отражают то, что выявили мои данные. Мне уже не терпится познакомить читателей с некоторыми из этих мыслителей и творцов, которые посвятили себя исследованию внутреннего устройства эмоций, мыслей и поведения.

Я убедилась в том, что мы все хотим быть открытыми в своей жизни. Это означает, что мы будем бороться и терпеть неудачи; мы узнаем, что значит быть смелыми, несмотря на боль.

Я благодарна за возможность совершить это путешествие вместе с другими. Как сказал Руми[3]: «Мы все просто идем от дома к дому друг друга».

Для получения дальнейшей информации по методике и текущему исследованию посетите мой сайт: brenebrown.com.

Спасибо за то, что присоединились ко мне в этом приключении.

Брене

Дело в том, что падать больно. Дерзание означает оставаться смелым и на ощупь искать возможности подняться.

Один репортер во время интервью в 2013 г. рассказал мне, что после прочтения книг «Дары несовершенства»[4]и «Великие дерзания»[5]ему захотелось начать работать над собственными проблемами, связанными с уязвимостью, мужеством и аутентичностью. При этом он засмеялся и сказал: «Кажется, это долгий путь. Можете ли вы мне сказать, какие плюсы есть в такой работе?» Я ответила, что в профессиональной и личной жизни считаю уязвимость, то есть готовность показаться и быть увиденным без уверенности в положительной оценке, единственной дорогой к обретению большей любви, общности и радости. Он не замедлил с вопросом: «А минусы?» Тут уже засмеялась я: «Вы будете спотыкаться, падать и получать по голове».