* * *

Как и большинство людей, я долгое время жила с отцом и матерью. Отец любил смотреть борьбу, а мама любила бороться – неважно за что. Она была на стороне добра, и этим все сказано.

Она вывешивала самые большие простыни по самым ветреным дням. Она прямо-таки хотела, чтобы в дверь постучались мормоны. В пору выборов в лейбористском рабочем городке она выставила в окне фотографию кандидата-консерватора. Она никогда не испытывала смешанных чувств. В ее мире существовали только друзья и враги.

Врагами были:

дьявол (во множестве его проявлений)

Те, Кто По Соседству

секс (во множестве его проявлений)

слизни.

В друзьях числились:

Бог

наша собака

тетя Мэдж

романы Шарлотты Бронте

средство от слизней

и я. Поначалу.

Она взяла меня, чтобы я стала на ее сторону против Остального Мира. Ее отношение к деторождению представляется мне загадкой: не в том дело, что она не смогла бы зачать дитя, а в том, что она, вероятно, не хотела этого делать. Она горько обижалась на Деву Марию за то, что та провернула непорочное зачатие первой. А потому мама нашла лазейку и обзавелась подкидышем. Мной.

С самого начала мне дали понять, что я особенная. Волхвов и мудрецов у нас не было, потому что мама в них не верила, зато были овцы. Одно из первых моих воспоминаний: в Пасхальное воскресенье я сижу на овце, а мама рассказывает мне историю про жертвенного агнца. К слову, по воскресеньям мы ели ягненка с картошкой.

Воскресенье было Господним днем – самым важным за всю неделю. Дома у нас стоял радиоприемник с внушительной передней панелью красного дерева и круглой бакелитовой ручкой, которую надо было крутить, чтобы поймать нужную станцию. Обычно мы слушали «Программу света», но по воскресеньям это всегда была «Всемирная служба» – по ней мама отмечала успехи миссионеров. Наша миссионерская карта была очень подробной. На лицевой стороне изображались разными цветами страны, а на обороте имелся пронумерованный список, в котором перечислялись народы и их особенности. Моим любимым был номер 16 – карпатские гуцулы. Они верили, что, если мышь найдет твои остриженные волосы и совьет из них гнездо, у тебя случится головная боль. А если гнездо будет большое, ты сойдешь с ума. Насколько мне известно, пока у них не побывал ни один миссионер.

По воскресеньям мама вставала рано и до десяти часов никого не пускала в гостиную. Это было ее место молитвы и медитации. Она всегда молилась стоя – из-за болей в коленях, совсем как Бонапарт, который отдавал приказы сидя в седле из-за своего роста. Думаю, отношения мамы с Господом во многом определялись физическим положением тела. Она была до мозга костей приверженкой Ветхого Завета. Не для нее кроткие и пасхальный агнец, нет: она стояла на передовой, плечом к плечу с пророками, – склонная угрюмо удаляться в кущи, когда на головы провинившихся не обрушивались предназначенные им кары. Впрочем, обрушивались те довольно часто, – не могу сказать, по ее воле или по воле Господа.

Молилась она всегда по заведенному порядку: сначала благодарила Бога, что дожила до нового дня, потом благодарила Бога, что даровал новый день миру, затем говорила о своих врагах – самое близкое, что у нее имелось к катехизису.

Едва из-за стены раздавалось громогласное «Мне отмщение, Аз воздам, глаголет Господь», я ставила чайник. К тому времени, когда закипала вода и я заваривала чай, у мамы подходил к концу последний пункт программы: перечень недужных. Мама всегда отличалась большим постоянством.

Я доливала в чашку молока, она входила на кухню и, сделав большой глоток чаю, произносила одно из трех:

– Господь милосерд (стальной взгляд на задний двор).

– Что это за чай? (стальной взгляд на меня.)

– Кто самый старый человек в Библии?

Конечно, в третьем пункте бывали самые разные варианты, но неизменно – блиц-опрос на знание Библии. В церкви у нас часто устраивали блиц-опросы, и мама любила, чтобы я побеждала. Если я знала ответ, она задавала следующий, а если нет, раздражалась, но, к счастью, ненадолго, потому что наступало время слушать «Всемирную службу». Происходило все всегда одинаково: мы садились по обе стороны радиоприемника – она с чашкой чаю, я с карандашом и блокнотом, перед нами лежала миссионерская карта. Далекий голос из ящика сообщал о проведенных мероприятиях, о новообращенных, о возникших проблемах. В конце следовал призыв: «Помолимся за…» От меня требовалось все записывать, чтобы мама могла вечером сообщить эту информацию на собрании. Она была секретарем по миссионерской деятельности. Миссионерский доклад был для меня великим испытанием, поскольку от него зависел мой обед. Если все шло хорошо – никаких смертей и уйма новообращенных, – мама варила мясо. Если безбожники оказывались не только упрямы, но и склонны к насилию, остаток утра мама проводила слушая «Благочестивую подборку» Джима Ривза, а после приходилось довольствоваться вареными яйцами и поджаренным хлебом. Папа был человек покладистый, и все же я знала, что от яиц с тостами он впадает в уныние. Он и сам мог бы приготовить еду, если бы не твердая уверенность мамы, что она единственный человек в нашем доме, способный отличить сковородку от пианино. На наш с папой взгляд, она ошибалась, на ее – была совершенно права, и только свое мнение она и принимала в расчет.

Так или иначе, нам удавалось преодолеть утро, и после полудня мы с ней выводили гулять собаку, а папа чистил всю обувь.

– Человека встречают по обуви, – говорила мама. – Посмотри на Тех, Кто По Соседству.

– Спиртное, – мрачно говорила мама, когда мы проходили мимо их дома. – Вот почему они покупают все по «Каталогу второго сорта» Макси Болла. Сам дьявол пьяница! – Иногда мама изобретала собственные теологические догмы.