Не так-то просто сообщить пациенту, что он смертельно болен. Еще труднее сделать это, когда пациент — необычайно красивая тридцатипятилетняя женщина. Доктор Генри Лорример, наморщив лоб, задумчиво постукивал ухоженными пальцами по обтянутой кожей поверхности письменного стола. Минутная стрелка часов неумолимо приближалась к урочному часу.

Стояла зима 1934 года. На тротуарах лежал глубокий снег. Генри Лорример с тоской вспомнил Флориду, городишко Киз и огромного марлина, которого он поймал на крючок в сентябре. А сейчас из окна виднелась холодная цитадель компании «Крайслер», взметнувшаяся высоко в свинцовое небо, которое предвещало новый снегопад. Он вздохнул. Ему снова захотелось во Флориду или куда угодно, подальше от этого кабинета, где ему предстоит встретиться с Нэнси Ли Камерон.

Внизу, на обледеневших улицах, беспорядочно снующие автомобили почтительно уступали дорогу «роллс-ройсу» последней модели. Он плавно подкатил к стоянке неподалеку от скромного входа в приемную Генри. На дверях не было пышных бронзовых украшений. Да они и не требовались доктору Лорримеру. Он и без того был превосходным специалистом по болезням крови с мировым именем, самым известным консультантом в этой области штата Нью-Йорк. К нему приезжали пациенты со всего земного шара — из Южной Африки, Швейцарии, Японии. Все они были больными и очень богатыми людьми.

С годами Генри Лорример выработал свою линию поведения при необходимости сообщить плохие новости. В девяноста девяти случаях из ста он просто не делал этого. Если болезнь была смертельной, он не считал нужным отравлять пациентам последние месяцы их жизни. Он спокойно заводил разговор о лечении, о переливании крови, об отдыхе. Но иногда кое-кто из пациентов вызывал у него особое доверие и он говорил им правду. Нэнси Ли Камерон принадлежала именно к таким больным, и доктор Лорример всей душой желал, чтобы она не пришла.

Тремя этажами ниже шофер в эполетах открыл дверцу «роллса», и из машины вышла стройная женщина. Вокруг собралась толпа зевак, усиленно дуя на руки в перчатках. Все, вплоть до нищих, появившихся из дверей ночлежки, знали, кому принадлежал «роллс». Инициалы Джека Камерона сверкали золотом на дверцах всех его автомобилей. Это придавало им особый шик, а Джек Камерон любил все шикарное. Именно по этой причине он и женился на Нэнси. Из-под тяжелых складок длинной, до пят, собольей шубы выглянула изящно обутая ножка, и Нэнси Ли Камерон ступила на тротуар, очищенный от снега почитателями доктора Лорримера:

— Я ненадолго, Коллинз. Не выключай мотор.

У нее был низкий, приятного тембра голос с небольшой хрипотцой, придававшей некоторую интимность даже самым обычным ее словам. Нэнси Ли более, чем прочие женщины Нью-Йорка, смущала чувства многих мужчин. Казалось, она не замечала этого, что только усиливало ее очарование.

— Хорошо, миледи. — Коллинз приложил руку к козырьку фуражки. Прохаживаясь перед «роллсом», он явно испытывал удовольствие от завистливых взглядов.

Медсестра в белом накрахмаленном халате приоткрыла входную дверь, заботясь о том, чтобы миссис Камерон как можно скорее вошла в помещение. Она проводила ее в устланный мягким ковром лифт, и они молча поднялись до рабочего кабинета доктора Лорримера. Соболья шубка Нэнси так блестела и переливалась, что медсестра с трудом сдерживалась, чтобы не протянуть руку и не погладить роскошный мех. У шубы был широкий воротник шалькой и большие манжеты. Подобранная в тон шляпа, кокетливо сдвинутая на одну бровь, открывала темные волосы, мелкими локонами обрамлявшие великолепный овал лица. Нэнси Ли Камерон унаследовала от своих ирландских предков яркую внешность и прекрасную фигуру. У нее была молочно-белая, без единого изъяна кожа и темные, миндалевидные глаза с густыми ресницами, прямой нос и широкие скулы. Пожалуй, только рот несколько подкачал — он был слишком широким и пухлым для классической красавицы. Однако это придавало лицу Нэнси особую прелесть, которую соперницы даже не надеялись превзойти. Губы ее были очень чувственными.

Когда двери лифта открылись, она улыбнулась медсестре и легким движением руки дала ей понять, что дальше пойдет одна. Сестра заколебалась. У нее был строгий наказ доктора Лорримера встречать и сопровождать пациентов. Она должна была открыть перед ними дверь кабинета, а затем молча удалиться. Ей вовсе не хотелось навлекать на себя гнев доктора. Она двинулась вперед, но Нэнси Ли Камерон уже входила к Лорримеру, громко восклицая:

— Как здесь тепло! На улице жуткий холод.

Доктор Лорример встревоженно посмотрел на закрывшуюся за ней дверь:

— Где же мистер Камерон? Я настоятельно просил, чтобы…

Нэнси села и начала снимать перчатки.

— У моего мужа очень напряженный распорядок дня, доктор, — сказала она. — У него нет времени держать меня за руку всякий раз, когда я хожу к врачу.

— Но это не просто осмотр, миссис Камерон. — Генри Лорример почувствовал, что его ладони стали влажными. Боже, где же Камерон? В разговоре с ним неделю назад он особо подчеркнул всю серьезность ситуации. Камерон не имел права позволить своей жене прийти без него и неподготовленной.

— Доктор Лорример! — Бархатисто-черные глаза вопросительно смотрели на него. — Не могли бы вы сообщить мне результат анализа? К двум часам я должна быть в яхт-клубе.

Генри Лорример с трудом сдержался и, сжав пальцы в кулак, оперся о письменный стол.

— Миссис Камерон, право же, будет лучше, если мы встретимся еще раз и я смогу поговорить с вами в присутствии мужа.

Она немного сникла.

— Но почему? Неужели такая простая вещь, как анализ крови… — Слова ее повисли в воздухе.

Генри Лорример про себя обругал Джека Камерона и пустил в ход свой обычный арсенал заверений. Нэнси резко прервала его:

— Если анализ говорит о малокровии, мне нужны соответствующие лекарства. Почему вы должны сказать об этом непременно в присутствии моего мужа?

Доктор Лорример снял пенсне и тщательно протер его.

— Потому что это более сложный случай, чем обычное малокровие, миссис Камерон.

Нэнси выглядела озадаченной.

— Ну да, иногда я падаю в обморок. Многие люди падают в обморок каждый день. Это же еще не конец света.

— Ваш личный доктор направил вас к профессору Уолтону?

Нэнси кивнула.

— А тот, в свою очередь, послал вас ко мне?

Нэнси снова молча кивнула.

Настал момент принятия решения. Либо сказать правду, либо промолчать.

— Миссис Камерон, — начал доктор, снова надевая пенсне. — Позвольте мне рассказать вам кое-что о малокровии. Анемия не такая простая болезнь, как вам кажется. Во многих случаях ее нельзя вылечить горстью таблеток.

Нэнси внимательно слушала его, слегка склонив голову набок и наморщив лоб.