Август Котляр

Всяко-разно об искусствах

Вместо предисловия. О себе как художнике кисти, пера и мизансцены.

Вот зачем мне надо было начинать писать картины? Я в юности был художником, рисовал графику в детстве, участвовал в художественных выставках, потом писал абстрактные картины и делал деконструктивистские композиции в юности, в середине 1980-х. Первые искусствоведческие опусы я стал писать тогда же. Собственно, первой моей письменной работой, написанной не для университетских нужд, была статья о выставке “21 московский художник”, проходившей на Малой Грузинской, дом 28, в подвале дома, где жил Высоцкий. Эту группу не следует путать с “20 московскими художниками”, хотя это всё были птенцы советского андеграундного помёта.

Сам я в те годы занимался не очень понятной наукой, даже сейчас, спустя почти сорок лет, не могу сказать, чем именно. Моя базовая специальность — первобытная культура и искусство. Абсолютно бесполезная вещь, для больных на всю голову эстетов вроде меня или моей покойной уже однокашницы Кати Дэвлет, изучавшей мезолитические петроглифы. Соответственно, я болтался на Истфаке МГУ между кафедрой этнографии и истории первобытного общества (так она тогда называлась) и отделением истории искусств. Собственно, на моё становление как исследователя, оказали влияние три человека — это мой научный руководитель Алексей Никишенков, это искусствовед Иван Тучков и синолог Владимир Малявин, открывший для меня сокровищницу древнекитайского менталитета. Это были чрезвычайно умные, знающие, добросовестные люди, с большим чувством юмора. Жизнь повела меня по другой траектории, но базовая академическая подготовка давала о себе знать, и в 1990-е годы я наблюдал “новых русских” как этнограф наблюдал бы архаическое племя “в поле”, где нибудь в джунглях Амазонки или Андаманских островов, я чувствовал себя Миклухо-Маклаем.

Жизнь вынуждала меня заниматься вещами, лишь косвенно связанными с искусством, хотя душа всё время тянулась к горнему. В 1998 году я познакомился с галеристом Игорем Метелицыным, который был, я так полагаю, первым серьёзным арт-дилером на всём постсоветском пространстве, и он ввёл меня в понятийную систему современного искусства, а в дальнейшем лекции Бориса Гройса и Виктора Мизиано открыли для меня мир кураторства и системы производства искусства. В конце 1990-х меня крайне занимала теология, и для постижения оной я болтался в иудейском колеле “Торат Хаим”, потому что я еврей, и изучал я христианское богословие у евангельских христиан в библейской школе “Слово жизни”. В дальнейшем я сделал вывод, что люди, считающие себя верующими, в массе ничего не знают о первооснове своих взглядов, которые они принимают за глубокую религиозную веру. Как и в развитом первобытном обществе, в нынешнем обществе набор предрассудков, суеверий, ритуалов и обрядов полностью подменяют собой внутренний скелет веры, и на самом деле становятся экзоскелетом, то есть внешней оболочкой, хитиновым непрошибаемым панцирем, к которому внутренняя начинка крепится изнутри, как у насекомых и моллюсков. А не надевается на твёрдый внутренний скелет, как у людей.

Что я искал в исследованиях высшей религиозной деятельности? Я искал ключи к пониманию Божьей воли для человека. Меня крайне занимал вопрос: несёт ли Творец какую-либо ответственность перед своим творением? Это очень непростой вопрос. Потому что ставится под сомнение либо всемогущество, либо иные качества Богу, которые мы считаем имманентными, то есть внутренне присущими, определяющими Его качества как Самого Главного и За Всё Ответственного. То есть мы спрашиваем — может ли Бог ошибаться и быть неправым? В принципе, отец может быть неправ? Конечно, может, если в принципе, но на стороне отца сила, моральный авторитет и сама судьба ребёнка в отцовских руках, пока дите мало и не может самоопределяться.

Тема скользкая, подлючая, непочтительная к авторитетам, циничная до предела, но жизненно ключевая. Богословы тут же закатывают глазки, сначала делая их страшными, а потом уходя в себя, закатывая свои перепуганные зенки в подлобье, словно в куцых своих мозгах могут найти ответы на вопросы, которые страшно не то что задавать — думать об этом чуть ли не богоборчество. Немногие находили в истории человечества в себе достаточно ума и мужества, чтоб поднимать этот вопрос и выносить в публичный дискурс. Первым, насколько мне было известным, стал Лукиан, сочинивший диалог “Зевс уличаемый”. Там некий ритор Киниск, пользуясь методом Сократа, загоняет верховного начальника древнегреческого пантеона в тупик: ты подвластен мойрам, Року и Счастливому Случаю? Если да, то ты не всемогущ, если нет, то ты нарушаешь тобою же созданный порядок вещей.

Математик и философ Готфрид Лейбниц сочинил для каких-то скучающих царских тёток трактат “Теодицея”. Занудное чтиво, суть которого — Бог всегда прав. Господь Бог даёт человечеству и отдельным персонажам множество обещаний, даже клянётся Сам Собой. Он обещает Аврааму, он обещает еврейскому народу кучу всего через 28 главу Второзакония, он обещает царю Киру Великому через пророка Исаию в 45–48 главах Библии, он даже предлагает испытать себя в единственном вопросе — в вопросе десятин и пожертвований через пророка Малахию в главе 3. Согласно Евангелиям, Бог воплощается в шкуру земного человека, Сам становится человеком, собственным сыном, что искупить грехи человечества и чтоб каждый, верующий в этого сынка, не погиб, но имел жизнь вечную. Что за парнишка вышел из этой затеи? Родился царь царей в если не в свинарнике, то уж точно на скотном дворе, положили его в кормушку для крупного рогатого скота, ни коляски, ни колыбели. Пришли какие-то люди, принесли что-то, деньжат, наверно. Потом мальчик рос непослушным и непочтительным, сбегал от родителей, которые его, двенадцатилетнего подростка, три дня искали повсюду и нашли в синагоге, где он поучал седобородых мудрецов. Став постарше, он связался с плохой компанией, ему сетовали товарищи: зачем бухаешь с бандитами и проститутками (мытарями, то есть коллекторами, выколачивателями денег, и грешниками, то есть распутниками, Мф. 9:11). Самарянке у колодца он в деликатный выражениях пояснил, что она потаскуха (было пять мужей, и который сейчас с тобой, не муж он тебе, Ин. 4:18), хананеянке, молящей о помощи, он прилюдно сообщает, что она — сука, то есть псина (нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам, Я послан только к погибшим овцам дома Израилева Мф. 15:24, 26). Жил Он, если верить Писаниям, как альфонс (не жиголо, нет, без оказания интимных услуг, просто за счёт женщин — и многие женщины служили Ему имением своим Лк. 8:3). Хотя говорил Он, что принёс не мир, но меч (Мф. 10:23), и не нарушить