* * *

В 1949 году мой отец, в ту пору двадцатитрехлетний молодой человек, получил место учителя в Восточной Германии. Приехав в город, где ему предстояло работать, папа решил, что ему очень повезло: прямо на вокзале он встретил человека, который тоже искал себе жилье и соседа по комнате. Они нашли себе квартиру, но буквально через пару дней сосед исчез. Папа был озадачен. Спустя несколько дней он был уже не на шутку обеспокоен.

Как-то утром, когда он готовил себе завтрак, в дверь постучали. Папа обрадовался – он решил, что сосед вернулся! Но, открыв дверь, увидел каких-то незнакомых людей. Они сообщили, что ему присуждена премия за успехи в деле народного образования. Премию будут вручать в торжественной обстановке, а их прислали, чтобы сопроводить его на церемонию. Папа не слишком поверил сказанному – уж больно угрюмо выглядели эти мужчины в одинаковых плащах. Но выбора у него не было. Когда его затолкали в ожидавшую на улице машину, он с ужасом обнаружил, что ее дверцы не открываются изнутри. Его арестовали советские власти.

Отца обвинили в шпионаже в пользу американцев. Основанием для обвинения послужило его знание английского языка. Ни семья, ни знакомые не знали, где он. Для них он исчез с лица земли. Его бросили в камеру-одиночку тюрьмы, где он протомился следующие шесть лет. Он так никогда и не узнал ни причины своего ареста, ни причины своего освобождения.

Доступ к личной информации человека – реальная угроза его безопасности, поскольку эти данные могут быть использованы ему во вред. В моих глазах этот риск выглядит особенно очевидным и пугающим, в частности, потому, что я знаю, как собирали и использовали личную информацию против моего отца.

Лет через десять после распада ГДР я попросил дать мне возможность ознакомиться с информацией, которую Министерство госбезопасности, Штази, собирало о моем отце до и после его тюремного заключения. Я был далеко не единственным – с момента падения Берлинской стены с просьбами предоставить доступ к досье Штази на себя или на своих близких обратились почти три миллиона человек[2]. К сожалению, в письме от комиссии по архивам Штази сообщалось, что все материалы, касающиеся моего отца, утрачены.

Но в конверте с письмом обнаружилось кое-что еще – фотокопия обложки досье Штази на меня самого. Я был поражен. Штази вела досье на меня? Я же был просто студентом-физиком. Тем не менее агенты госбезопасности начали собирать информацию обо мне еще в 1979 году, когда я был подростком, а датой последнего обновления значился 1987 год, когда я уже переехал в Штаты. От досье осталась только обложка, и я вряд ли когда-нибудь узнаю, что именно собрала на меня Штази, зачем это было нужно и как использовалось, если использовалось вообще.

Во времена Штази получение информации о «гражданине, представляющем оперативный интерес», было непростым делом. Сначала нужно было собрать данные – организовать слежку, фотографирование, перлюстрацию почты, опрос знакомых и прослушку в доме. Затем все полученные данные скрупулезно анализировались. Работы было столько, что к моменту краха ГДР один процент всех граждан, занятых в народном хозяйстве, являлись штатными сотрудниками госбезопасности. Но для сбора информации Штази требовались еще большие ресурсы[3]. По данным германского федерального правительства, негласными осведомителями властей являлись примерно 200 000 жителей ГДР[4].

Сегодня собирать данные стало намного проще. Вспомним лишь несколько из наиболее известных примеров. После многомесячных протестов и судебных разбирательств борцам за тайну личной жизни удалось одержать небольшую и неполную победу в деле об упрощенном порядке предоставления Агентству национальной безопасности (АНБ) информации о частных телефонных разговорах[5]. Тем не менее лишь очень немногие решили отказаться от услуг мобильной связи, хотя совершенно очевидно, что метаданные телефонных звонков могут быть доступны АНБ – и не только ему. Так, женщину – торгового агента из Калифорнии уволили с работы за то, что она удалила со своего смартфона приложение, позволявшее менеджеру отслеживать ее местонахождение как в рабочее, так и в нерабочее время[6]. Когда стало известно, что Facebook тщательно исследует распространение настроений пользователей, поднялся шум по поводу «манипулирования» чувствами[7]. Однако на популярности сети это практически не сказалось, и она продолжила эксперименты с данными пользователей без их предварительного согласия по той простой причине, что это крайне необходимо для дизайна платформы. А в 2015 году аффилированная с торговым гигантом Alibaba компания Ant Financial запустила в Китае пилотную версию сервиса Sesame Credit, рассчитывающего рейтинг кредитоспособности частного лица на основе анализа его покупок – как если бы выдачу кредитов американцам одобряли на основе истории их покупок в Amazon[8]. Этот рейтинг моментально стали использовать и в других сферах, в том числе в качестве опции профайла на самом популярном китайском сайте знакомств[9]. Признаков массового отказа от мобильных телефонов, электронных адресов, навигаторов, аккаунтов в социальных сетях, покупок в интернет-магазинах и прочих цифровых услуг не наблюдается. Ведь все эти технологии сильно упрощают жизнь.