Анна Клирик

Однажды я встретила волка

Глава 1

Митьяна

На землях Калсангансого удела достоверно известно лишь об одном зверолюдском клане, проживающем в лесах на севере, и то, благодаря лишь бойне, разразившейся на тех землях на 203 году с основания удела, в месяц Тени. По словам очевидцев, волки явились в деревню Альрикан отомстить за убитого сородича: они вырезали весь скот в стойлах и загрызли несколько человек. Снег пропитался человеческой и животной кровью и еще седьмицу напоминал жителям о том, что бывает, если разозлить хозяев леса.

Летописи Саэдгирского монастыря

Особую осторожность следует проявлять на восточном тракте Алсена, идущем вдоль лесов Лииш: ни в коем случае не сходить с тракта, чтобы не попасться в зубы волкам-двоедушникам.

Из памятки торговцу гильдии Калсанганского удела

Х514 год1, 6 день месяца Зреяния

Впервые Митьяна увидела волколюдов спустя несколько дней после летнего солнцестояния.

Рассвет выгнал ее из дома, пока отец и вся деревня еще спали. Травница умылась колодезной водой, вышла во двор, вздохнула полной грудью свежий утренний воздух и направилась в курятник.

Тогда-то она их и увидела.

Незнакомцы выглядели как обычные люди. У одного были густые волнистые волосы, черные с проседью; на лице уже залегли морщины, но взгляд был пронзительным, цепким. В осанке и в походке мужчины чувствовалась сила, древняя, как мир, перед которой хотелось склонить голову и упасть на колени, чего Мита едва не сделала. Усилием воли она заставила себя заскочить в курятник и прижаться к деревянной стене, мелко дыша и цепляясь пальцами за неровные доски.

Через узкую щель Мита наблюдала, как мужчина прошел мимо их забора. Следом шагал юноша, похожий на него чертами лица, но он не вызывал в ней такого же трепета. Его взгляд был мягче, волосы — светлее, цвета влажной сосновой коры у корней. Девушка невольно залюбовалась им: он был выше и шире в плечах, чем любой из деревенских парней; на нем была простая льняная рубашка, и Мита на миг вообразила скрытое под ней смуглое мускулистое тело.

Впрочем, травница быстро потеряла его из виду, а выйти и разглядеть получше так и не решилась. Чутье подсказало ей, что гости были волколюдами.

С самого детства Митьяна слышала о соседях, живущих в лесу Лииш, только страшные байки и разномастные слухи. Волколюды не были ни людьми, ни зверьми; их считали порождением злых древних богов и поминали недобрым словом. Рассказами о волколюдах пугали непослушных детей, которые убегали слишком далеко на равнину или не хотели ложиться спать. Из-за опасных соседей никто не ходил в лес — кроме, разве что, Гидера, отца Митьяны, который зарабатывал на жизнь охотой.

Сама Мита тоже нередко ходила в лес — за травами. Здоровье отца и жителей деревни были для Миты важнее слухов, а Лииш представлял собой настоящую сокровищницу лекарственных растений. В деревне она была кем-то вроде знахарки: лечила недуг, делала укрепляющие и успокаивающие отвары, обрабатывала раны и ссадины, могла даже скот осмотреть. К каждому Мита относилась с заботой и теплотой. Многие приходили к ней за помощью или советом. Жена старосты, Радия, любила ее как родную, и от этого Мита смущалась: материнская ласка была ей чужда, так как своей матери она совсем не помнила.

Впрочем, любое внимание вызывало у нее смущенную улыбку. Митьяна была невестой хоть куда: многое умела по хозяйству, вкусно готовила и вдобавок была красавицей, хотя внешний вид — последнее, на что обращали внимание. Много кто хотел жениться или женить на ней своих сыновей, но Мита в ответ на неловкие ухаживания деревенских лишь улыбалась и качала головой. Замуж за кого-то из них ей совершенно не хотелось, а знакомиться с парнями из других деревень — тем более. Отец почему-то не возражал против долгого девичества. Мите иногда казалось, что он просто боялся отпустить ее в другую семью.

Пожалуй, тот юноша-волколюд был первым за последние несколько лет, кто привлек ее внимание. Правда, мысль об этом Мита постаралась отогнать от себя как можно скорее и вернуться к курам, которых следовало покормить.

* * *

— Да ладно! Волколюда? С ума, что ли, сошла — совать наружу нос, когда они в деревне?

Когда солнце поднялось высоко над лесом, к Мите пришла Зера, подруга и соседка из дома напротив, и предложила вместе заняться стиркой. За делом Мита рассказала ей о том, кого видела на рассвете. Ответ Зеры заставил ее нахмуриться.

— Подумаешь, увидела, — отозвалась травница, пока складывала стираное белье в бадью с раствором мыльнянки. — Ничего страшного не случилось.

— Как же! Нам что, просто так староста велит сидеть дома, когда они приходят в деревню?

— Староста ничего не велит. Все боятся просто.

— И зря боятся, что ли?

— Ой, Зера, не начинай. Ты же знаешь, я не люблю подобные разговоры.

Зера тряхнула косой, сдула с носа темные кудри и взяла свою бадью с бельем в руки. Глаза подруги блестели от негодования.

— А как же недавний случай на равнине? — спустя некоторое время поинтересовалась она.

Мита тяжело вздохнула и вышла за калитку. Прошлый день ознаменовался крупным переполохом: сыновья пастуха столкнулись с волколюдами, и дело едва не дошло до драки. Случившееся теперь обсуждала вся деревня, сгущая краски и распаляя тревогу, вот только Мите совершенно не хотелось превращать полоскание на реке в очередной поиск правых и виноватых.

— Пилару стоит лучше приглядывать за своим братом, — бросила она через плечо, пресекая очередную попытку Зеры затеять спор, — а не спать в траве на пастбище.

Исчерпав запас доводов, Зера засопела и молча направилась следом за подругой.

Зера и Мита дружили с ранних лет. Обычное дело, особенно когда дома стоят совсем рядом. Зера росла без родителей, ее воспитывал дед Казир, которого в деревне все знали и уважали — в молодости он, как и отец Миты, был охотником и помогал пастухам защищать скот от хищников. Нельзя было обвинить его в том, что он не уделял внучке внимания, но Зера все равно частенько скучала. В Мите она нашла не только лучшую подругу, но и товарища по несчастью и сообщницу по части шалостей. Они провели все детство, вместе гоняя кур и коз, убегая от гусей старосты, которые постоянно щипали их за голые пятки; купались в речке, катались на пугливых жеребятах и от души хохотали над собственными проделками. Взрослые постоянно ругали их, но сквозь улыбку.

Их детство было озорным, веселым