Леонид Грунский

Сказка № 36. Ты как сюда попала?

— Ты кушай, кушай, моя хорошая, — говорил старик девочке лет девяти, сидящей за большим и просторным деревянным столом.

— Спасибо, дедушка, — отвечала она и набрав полную деревянную ложку ароматной и вкусной похлёбки, с громким звуком удовольствия, отхлебнула из неё.

Ложка была большой не только в руках ребёнка. Грубая, размером с небольшое полено и толстой ручкой, походила эта ложка скорее на черпак.

— Это я сам делал, — указывая пальцем на ложку произнёс старик. Он приветливо улыбнулся.

Наклонившись над девочкой, старался с любопытством заглянуть в её большие глаза.

Девочка не видела в нем глубокого старика, она воспринимала его как любопытного мальчишку, только чуть старше и с бородой. Вопросы у него были так же наивны и просты и ей, жутко голодной, бродящей по лесу, крайне повезло выйти к хижине этого милого бородатого “мальчишки”.

Пригласив её войти, старик вежливо и ненавязчиво, прямо с порога, пообещал накормить и дать выпить чего-нибудь в эту жаркую погоду, что не могло не подкупить и девчушка, до этого стоявшая с опущенной головой, сразу приободрилась и охотно зашла в деревянную, покосившуюся избу.

В лесу пели птицы и буйствовала растительность, высокие ели покачивались из стороны в сторону. Поляна перед хижиной была покрыта настолько густой травой, что девочка, идя по ней какое-то время назад, высоко поднимала руки и так же высоко поднимала голову вытягивая шею вверх, чтобы видеть хоть что-то вдали, кроме деревьев. Солнце готовилось закончить этот день в ближайшие несколько часов.

— А мне много рассказывали, — набрав вторую, полную ложку похлёбки говорила девочка, — что в лесу часто пропадают дети и доверять никому нельзя.

Её рассуждение показалось старику слегка наивным, в свете того, что она уже была в хижине и лопала за обе щёки. Конечно ему хотелось развеять опасения ребёнка, но и осознание того, что она говорит правильно, так же его заставляло вторить её словам киванием головы и своей большой бороды в такт.

— Но вы мне сразу понравились, — продолжала она, взяв со стола ещё один большой ломоть наискось отрезанного хлеба.

Старик успокоился и сел на стул развалившись на нём.

— Тебе совершенно нечего бояться, — пробормотал он.

Посидев ещё совсем недолго и любуясь как девочка кушает больше хлеб, нежели похлёбку, удивился этому и задал главный вопрос:

— Как ты сюда попала?

— С девочками игрались. С соседскими, — заметила она. — Я как маме помогла, сразу побежала к ним играть.

— И во что же вы играли? — попытался уточнить старик.

— Мы мастерили тряпичные куклы, — она вытерла рот ладонью и отставила в сторону керамическую миску. — Я никогда не кушала из такой, — заметила девочка. — Очень красивая.

Керамическая, серого цвета и бордовой каймой по краю, совершенно ничего не представляющая из себя, произвела на девочку сильное впечатление.

— Ты больше не голодна? — уточнил старик.

— Нет, дедушка, — по-доброму отозвалась девчушка и принялась смотреть по сторонам осматривая дом, но ничего особенного не заприметила, две свечи, одна из которых стояла на столе, вторая на полочке рядом с печью, не давали практически никаких шансов увидеть обстановку.

— А давно вы живёте в лесу, — болтая ногами под столом задала вопрос она.

— Всегда жил, — ответил старик и мельком глянул под стол.

— Ой. Простите, — поникшим голосом заговорила девочка и прекратила болтать ножками, — я больше не буду.

— Ты можешь ничего не бояться.

— Меня всегда ругали и мама, и бабушка. Никогда не разрешали, — жалуясь говорила девочка, — а бабушка один раз даже накричала, чтобы я так не делала, чертей не катала.

Казалось, она совершенно забыла о вопросе старика или просто не торопилась на него отвечать, но позже, спохватившись, поняв, что это может быть не вежливо, всё-таки продолжила:

— Мы играем с подружками, когда у нас есть время в перерывах между работой по дому.

— И? — улыбаясь, сложив руки на столе, жаждал продолжения старик.

— Ничего такого, — она всё ещё немного стеснялась и не решалась продолжать. — А вы любите фокусы?

— Обожаю, — ответил старик, — но, если быть честным, не знаю ни одного.

— Это ничего, — девочка уселась удобно, — я знаю один.

— Очень интересно, — и он тоже сел удобней, глядя прямо в глаза девочки.

— Я показывала его подружкам, как раз перед тем, как попасть в лес.

— В чём же фокус?

Она снова опустила глаза, но продолжила:

— Я, когда была ещё меньше, сильно болела, — чуть ли не шёпотом говорила девочка, — ушки и голова. Мама думала, что я умру, а папа всё время ругался на неё, говорил, что я одна и нет у меня ни братиков, ни сестричек. Что долго меня ждали. Но я была до этого совсем маленькой, и откуда они меня ждали, я не знаю. Папа всегда смеялся, когда я у него это спрашивала.

— Понимаю, — одобрительно говорил старик.

— И вот, я долго болела, — девочка зевнула, широко раскрыв рот, но не успела прикрыться и снова опустив голову извинилась, — простите.

— Ничего, — отвечал старик, — и тоже показательно зевнул, не прикрывшись. — Ногами я, конечно, болтать не буду под столом, — и, решив не перебивать рассказ, извинившись, попросил её продолжить.

— Я один раз заметила, что если мне в нос попадает вода, она может из уха вытекать, — она говорила об этом смущённо, на столько, на сколько способны дети, что вызвало у старика добрую улыбку. — Вот и решила показать подругам. Удивить. Только наоборот.

— Это как? — уточнял старик.

— В ухо если налить воды, она потечёт через нос.

— Хех, — от улыбки старик даже прищурился.

— Это вам смешно сейчас, а у меня кровь носом пошла, когда я это делала, — говорила она с обидой в голосе.

Она облокотилась руками на стол, опустила голову и заплакала.

— Ну-ну, — привстал старик и начал гладить рукой девочку по голове, — что ты расстроилась так?

— А потом меня увидели солдаты, наряженные как на маскараде, иностранные наёмники, — всхлипывая говорила она, — во двор забежали.