— А дальше?

— Я так сильно напугалась, — она опустила голову и начала потихоньку всхлипывать, потом и вовсе замолчала, а когда подняла голову, на её детских щеках виднелись широкие дорожки слёз. — Один из солдат схватил меня за шею.

— А это точно были солдаты? — с интересом спрашивал старик?

— Они были одеты как бездомные попрошайки, только во всём новом, цветном и ярком. Каждый в своё.

— Значит это были наёмники короля, — уточнил старик для себя, но произнёс это вслух.

— От них так воняло и они были пьяные.

— Да, кстати, — старик повернулся и посмотрел в дальний конец дома, где возле печи стоял едва видимый в темноте стул с вещами, — твоё платье, наверно, уже высохло.

— Спасибо дедушка, — и девочка поправила широкую простыню в которую была закутана.

Она уже вполне согрелась и чуть распахнула в стороны полы широкого полотнища.

Девочка уже совсем почти перестала плакать и продолжила:

— Так вот эти солдаты, а особенно один из них, так сильно схватил меня, что потемнело в глазах. Вот, — с обидой говорила девочка и показала на большой, чёрный синяк на своей тонкой шее.

— А что было дальше?

— Всё просто, — она снова заболтала ногами под столом, — у нас речка течёт рядом с домом, они меня туда и отвели.

— Какие сволочи.

— Ага, — вторила старику девочка, — бросили в воду и кричали, что я ведьмино отродье и что меня надо наказать, что я кровью плююсь и такие как я испортили урожай и коровки кругом умирают — тоже я. Хотя наша живая коровка, ещё и с молоком!

Голос её уже не был таким детским, старик в миг увидел повзрослевшие глаза, но это не напугало его, он понял, какое влияние на неё оказал этот случай.

— А родители? — снова уточнял старик детали.

— Были в поле, — и она потянулась за кружкой.

Старик накрыл кружку ладонью и не дал девочке подвинуть её ближе к себе.

— Ты хочешь пить? — спросил он ласково, чтобы не обидеть девочку своим поступком.

— Да, — робко ответила она и собиралась было убрать руку от кружки, но старик взглядом показал, что намерения его иные и это явно не запрет.

Старик посмотрел ей в глаза и задал вопрос:

— Что ты хочешь выпить?

— Мне всегда нравился мамин квас… — она замялась, — но у вас явно такого нет. Мне хоть бы воды…

Старик поднял руку и улыбнувшись, подмигнул девочке одним глазом.

— Пей.

Девочка притянула кружку к себе, осторожно, предварительно наклонив, посмотрела в неё и понюхала содержимое большой, деревянной кружки, похожей на бочку с ручкой, только в миниатюре.

Сделав несколько глотков, набрав грудью воздух, принялась пить содержимое до дна.

Закончив, она вытерла губы рукавом и довольным голосом произнесла:

— Точь-в-точь как у мамы.

— Ещё бы.

— А как вы угадали, что я люблю квас? — девочка снова улыбнулась.

— Ты сама мне сказала, только что.

— Ну ладно, — дорожки от слёз окончательно высохли.

Так они сидели и смотрели друг на друга, пока девочка, пару раз хлопнув своими большими ресницами, не спросила:

— А есть ещё?

— Конечно, — старик откинулся на стуле. — Пей! — бодрым голосом проговорил он.

Девочка снова потянулась к кружке. Она оказалась полна душистым квасом. Девочка выпила и эту кружку.

Когда третий раз она спросила про напиток после того, как поставила только что выпитую кружку, старик снова подмигнул ей, и она чуть ли не смеясь, потянулась и начала.

— А говорите, что фокусы делать не умеете, — заметила девочка.

— А это не фокус, — развёл руками старик, — и даже не чудо. Теперь это обыденность.

Поблагодарив старика, она продолжила свой небольшой, но трагический рассказ:

— Они ругались словами страшными, — грусть в голосе исчезла, напротив, появился некий азарт в её словах, — за которые взрослые всегда ругались на нас. А потом много непонятных слов ещё говорили.

— А сами произносят, — снова вторил ей старик и даже возмутился, — ай-яй.

— Да! — выпалила девочка. — А потом сильно, один из них, самый пьяный, подвёл к речке и опустил мою голову воду…

Тут она сделала небольшую паузу подбирая слова, а потом затарахтела с большой скоростью:

— Много раз меня в речку и из неё, я даже воздуха не успевала набрать. Двое остальных стояли и смеялись, громко-громко. Надеюсь, их родители никогда не узнают, какие нехорошие слова они говорили. Они бы точно устроили им взбучку, да такую, будь здоров! А этот, который у них главный самый, даже ударил своего друга, чтобы он не мешал. Я вначале даже подумала, что он успокоится, лица его не видела, а он громче и громче кричал, во всём меня обвиняя. А что я могла ему сделать, если он даже не слышал меня, потому что у меня полный рот воды был. А потом раз и опустил меня вниз, я даже камни на дне увидела, солнышко высоко, светло даже на дне. Он же больше меня, ему-то ничего не будет. А потом один раз взял, окунул и всё. Между прочим, там ни одной рыбки я не заметила, хоть и светло было, но ни капельки не было мне интересно, что там на дне происходит. Вот воздуха не набрала я, а вода мутной начала становиться и плохо видно и будто туча солнце закрыла и потемнело и этот, самый главный их, замолчал. А потом, — девочка стала говорить медленнее, — наверно они меня в лес и отнесли, чтобы я дом свой потом не нашла. Я проснулась на поляне. А платье высохло уже?

— Я сейчас посмотрю пойду, — ответил старик и, привстав, медленно побрёл в дальний угол, откуда послышалось его, — высохло.

— Отлично, — ответила девочка, — можно я пойду уже домой?

— Тебе надо поспать, — старик вновь присел за стул. — На улице ночь.

— Но я ни капельки не хочу, — грустным голосом произнесла она. — Мне домой надо. Меня мама ищет.

— Ты так и не поняла, где ты? — серьёзным голосом спрашивал старик.