Все лица и события в этой книге являются вымыслом, любые совпадения могут оказаться только случайными.

Телефонный звонок оторвал Ксюшу от уютного созерцания старой кинокомедии по телевизору – под горячий чаек с воздушным печеньем, под веселый обмен репликами и комментариями с родителями. Она любила такие мгновенья радостной беззаботности и семейного единства, напоминавшие ей детство… Совсем недавнее, впрочем.

Неохотно покинув большую комнату, Ксюша сняла трубку в прихожей.

– У тебя завтра занятия заканчиваются в котором часу? – без лишних сантиментов поинтересовалась трубка.

– Последняя пара в два. А что?

– Отлично. Будь к четырем возле Дома кино.

– Зачем это? – нехотя протянула Ксюша. – Опять коктейль?

– Ксения, – строго сказала Александра, – помрешь старой девой!

– Ну, Саш, мне надоело… – попробовала поспорить Ксюша, не надеясь, впрочем, на успех.

– К четырем, слышишь!

Гудки отбоя были категоричны, как голос Александры.

…На девятнадцатом году жизни у Ксюши случился полугодовой, неудачный и единственный роман с однокурсником.

На двадцать втором году Ксюша все еще была одинокой девицей на выданье, и ее старшая сестра, Александра, стала проявлять нешуточное беспокойство.

Ксения попыталась отвязаться от назойливой опеки сестрицы: «Мужчины меня не интересуют. Я, наверное, фригидна».

Ох, как Сашка взвилась! Она накричала на Ксюшу, велела выбросить глупости из головы и пообещала лично заняться подбором приличной кандидатуры, «а не каких-то там сопливых студентов, которые ничего толком не умеют и только отравляют юным девицам само представление о любви и о сексе!».

И Александра занялась. Она брала Ксюшу на все презентации, пресс-конференции, приемы и тусовки, которые посещала вне зависимости от того, собиралась писать статью или нет. Модная журналистка, Александра считала необходимым держать руку на пульсе светско-политической жизни, а модные тусовки считали необходимым украсить ряды приглашенных модной журналисткой – так, к обоюдной выгоде, происходил симбиоз Александры со столичной жизнью.

Нельзя сказать, чтобы Ксюша ощущала себя в своей стихии, таскаясь за Александрой по приемам. В отличие от старшей сестры она терялась, смущалась, была напряженной, фальшиво смеялась и постоянно краснела, когда к ней обращались, всякий раз испытывая острое желание сбежать. Но Александра твердила со смехом: ничего, мы из тебя сделаем цивилизованного человека! Главное, присмотри кого-нибудь, кого можно назвать мужчиной!

Ксюша огрызалась: а сама-то присмотрела? Ты отчего это до сих пор одна – от избытка настоящих мужчин?

– А ты где собираешься их искать, в университетской библиотеке? – парировала Александра. – Одного придурка уже нашла, мало показалось?

И в тот понедельник, который позже Ксюша окрестила роковым, она, уже давно перестав сопротивляться, послушно потащилась за старшей сестрой-журналисткой на международный симпозиум частных детективов…

…Реми Деллье приехал в Москву на симпозиум, организованный русским МВД, мэрией Москвы и крупной компьютерной компанией-спонсором. Изучив программу, Реми за гладкими официальными строчками без труда увидел его истинные задачи: российские правоохранительные органы надеялись поднять при помощи более опытных зарубежных собратьев правосознание русских частных сыщиков и приручить их к себе; московская мэрия питала надежды на то, что удастся навести хоть немного порядка в том бардаке, который представляла собой на данный исторический момент русская столица; компьютерный спонсор рассчитывал приучить русских Шерлоков Холмсов пользоваться компьютерами и в особенности покупать их у фирмы-спонсора – и все вместе они устроили международную тусовку для детективов всех мастей и стран, которым предстояло нежно брататься друг с другом и с русской милицией в течение пяти дней.

Открытие симпозиума, происходившее в Доме кино, где устроители арендовали зал с фойе, было торжественным, претенциозным и скучным. Приветственные речи, блестящие в свете телевизионных юпитеров лысины, мятые, хоть и дорогие костюмы, нелепо сидящие на упитанных телах московских чиновников, – все вызывало у Реми зевоту, и он с сомнением качал головой, спрашивая себя, не сглупил ли он, приехав сюда.

На коктейле народу оказалось примерно вдвое больше, чем участников симпозиума. Откуда взялся народ, Реми так и не понял. Похоже, прибился на съестные запахи. «Говорят, в Москве голод… – подумал Реми, – можно людей понять…»

Впрочем, те, кто попадал в его поле зрения, на голодных похожи не были.

Между разномастными международными детективами заблистали то там, то сям женские наряды, заструился женский смех. Реми женщин любил. Тем не менее, дожив до тридцати одного года, все еще был холостяком. Сменив двух близких подружек (не считая неблизких), он на данный момент пребывал в состоянии вполне удовлетворительного одиночества, жениться не желал и даже новую подружку заводить не хотел – устал от семейных сцен и пристально-придирчивого интереса к его заработкам. Так что если Реми и любил женщин, то примерно так, как некоторые любят кошек: вообще да, но иметь их дома – нет. Поэтому при знакомствах он стал последнее время осторожен: чуть зазеваешься, так и с новой сожительницей окажешься.

Тем не менее он стал оглядываться с интересом. Вокруг него было, по крайней мере, что-то новенькое: вокруг него были русские женщины. Он был о них наслышан – то знакомые, то пресса подкинет сюжетик, и притом в самых разных тональностях. Одни утверждали – красятся и одеваются, как проститутки, да и ведут себя так же. Другие рассказывали, что азиатские устои у них в крови и русская женщина по сути – мусульманка, которая покорна мужу и не имеет права голоса в семье; третьи пускали слюни от потрясающих русских манекенщиц; четвертые на русских женились… Последние ничего не рассказывали (ну кто же это вам во Франции расскажет о личной жизни!) – но их выдавали глаза: еще недавно потухшие, они вдруг начинали светиться новой жизнью… Впрочем, тоже не у всех. Некоторые начинали пить.

Реми не верил ни тем ни другим – он верил себе. И поскольку любопытства (мм-м, скажем, исследовательской страсти) ему не занимать, он решил воспользоваться моментом и составить собственное мнение о предмете.

Предмет был представлен широко. От толстых теток в чем-то блестящем, сверкавших яркими тенями на глазах и яркими тканями на чересчур круглых боках, – до голенастых стройных малолеток, сверкавших ягодицами и любопытными глазками, чрезмерно подведенными. Первое Реми не интересовало. Второе, пожалуй, тоже – возраст, мои милые, возраст. Мы уже вышли из возраста, когда… И еще не вошли в его другую стадию, когда…

Так что ни первое, ни второе. Реми с высоты своего роста окинул взглядом фойе, в котором происходила кормежка детективного, а также приблудного народа, в поисках третьего. И третье не замедлило попасть в поле его зрения.