Бог жаждет от человека всего несколько простых вещей:

Веры в свое существование,

Поклонения и почтения.

Я верую.

Я почитаю и преклоняюсь. Ибо видел нечто, заставившее меня прозреть…

«Шепот цифровых идолов», пролог

Ритм Анклавов ни с чем не перепутать.

Слабых он заставляет цепенеть, сильных – слышать боевые марши; одних он сковывает, угнетает и прижимает к земле, иных – вздымая выше скоростных магистралей, многоуровневым бетонным серпантином протянутых над деловыми районами. Ритм Анклава заставляет сердце стучать быстрее и звонче, как воспоминание о кислинке натурального лимона наполняет рот слюной…

Худой двухметровый мужчина с темными волосами до плеч реагировал на этот ритм, как если бы тот исходил из «балалайки» и звучал внутри черепной коробки. Мелодия большого города мягким теплом обволакивала затылок, по шее спускалась на плечи. Затем приобнимала, скользила еще ниже, через спину и поясницу до самых пят, заставляя слушателя ощущать себя ничтожным электроном огромной электрической сети.

Долговязый впитывал этот рваный ритм кожей, кровью, сердцем, каждой клеточкой и молекулой. Он слышал пульсацию, чему не препятствовали даже тройные стеклопакеты кафетерия, втиснутого в южный угол массивного делового центра.

Прижав тонкую руку к стеклу на уровне головы, мужчина уперся в предплечье лбом. В этой позе, олицетворявшей огромную усталость, он застыл на несколько минут. Внимательно рассматривая улицу с высоты четвертого этажа, долговязый почти дремал наяву. Улица у его ног была отнюдь не самой центральной и далеко не самой оживленной. Но шумной, подвижной, наполненной устремлениями, мечтами, затаенными желаниями и вероломством.

От дыхания на стекле оставались и таяли крохотные водянистые пятнышки. Мужчина слушал ритм Анклава, искренне веря, что тот будет звучать всегда.

Всегда.

Пока не погаснут звезды.

Посетители кафетерия на человека у окна внимания почти не обращали – мало ли какой контингент наполняет комплекс, снимая в аренду свободные этажи? На социально опасного тритона Сорок Два тот вовсе не походил, голову не брея и лишь заплетая косички так, чтобы на затылке они обрамляли разъем. На бандита из местных районных группировок тоже, равно как и на террориста.

Задумчивый наблюдатель скорее напоминал безобидного сумасшедшего, какими Анклавы в последнее время полнились с ужасающей быстротой. На измотанного жизнью спокойного безумца, заглянувшего в кафе попить местной синтетической бурды и попялиться на оживленную улицу, опоясывающую деловой центр.

– Плотник?

Голос товарища в «балалайке» заставил высокого длинноволосого мужчину вздрогнуть и упустить ритм улицы, за которым он следовал, как слушатель симфонического оркестра.

– Они приближаются.

Отлепившись от окна, Плотник пересек кафетерий и бросил стаканчик с недопитым кофейным напитком в мусорный бак на входе. Вышел на аварийную лестницу. Переступая сразу через несколько ступеней, спустился на первый этаж.

– Где ты? – спросил он напарника, одновременно через сеть предупреждая остальных членов группы о скором прибытии важного гостя.

– В холле, – тут же откликнулся Кончар. – Мобили в пределах прямой видимости, подруливают.

Плотник ускорил шаг и уже через мгновение вышел в главный холл здания. Просторный, светлый, тут же обрушивший на мужчину упругий поток цвета и звука. Посетители бизнес-центра, группами и поодиночке наполнявшие просторный грот первого этажа, гудели готовым к представлению театром.

Воинство секретарей за длинной изогнутой стойкой беспрестанно отвечало на звонки клиентов и вопросы гостей, одновременно рассылая документы, пресс-релизы и приглашения с ловкостью сетевых осьминогов. На правой стене сверкало красочное голографическое панно; лилась мягкая музыка, из динамиков под потолком звучали объявления.

Кончар обнаружился недалеко от выхода из внутренней «безопасной» зоны холла. Скучал, опираясь на невысокий заборчик из хромированных трубок. Неподалеку от него ограждение прерывалось ровным рядком сквозных сканерных кабин и грозной установкой автоматизированного наноскопа.

Вокруг техники без особенного энтузиазма суетилось несколько безов в серой мешковатой форме. Сейчас, когда безумные последователи Пророка научились ломать что угодно от тостера до дистанционно управляемого «ревуна», запасные эшелоны СБА по приказу Моратти снова выгнали на улицы. Выгнали сканировать и обыскивать по старинке, вручную, как лет сто назад, что явно не добавляло резервистам ни хорошего настроения, ни учтивости, заставляя материться сквозь фальшивые улыбки.

Плотник приветливо кивнул коренастому товарищу, замирая рядом.

На фоне долговязого Кончар выглядел жутковатым сказочным карликом. Приземистым, квадратным и тяжелоголовым, способным при необходимости протаранить бронированное стекло. Взглянул на коллегу снизу вверх, тот подмигнул и одобряюще кивнул, призывая не дрейфить.

Однако сам Плотник дрейфил.

Впервые за долгое время он испытывал необычайное волнение, какого не замечал даже при тестовом монтаже «голубого кольца». Чувствуя, как потеют ладони, глава рабочей группы «Кромлех» оперся на хромированное ограждение, уставившись сквозь разряженную толпу холла, и дальше – за внешние панорамные витрины первого этажа, где к главному входу делового центра подкатили три иссиня-черных мобиля.

Ведущий и замыкающий сразу ощетинились распахнутыми дверьми. Исторгли из своих дорогих, пропахших натуральной кожей салонов полдюжины крепких, но неприметных парней, одетых совсем не по погоде. Парочка осталась у центральной машины, остальные шустро влились в чехарду посетителей комплекса.

А затем из охраняемой машины появился он, и Плотник чуть не задержал дыхание…

В реальности человек, которого невыносимо боялись одни и столь же невыносимо почитали другие, оказался невысок. Даже, сколь бы ни была крамольной мысль, неказист. Самая обычная и повседневная одежда висела на нем, будто на вешалке, выдавая полнейшее пренебрежение к внешнему виду. Башмаки были изрядно стоптаны.

Наполеон Бонапарт цифрового мира казался усталым и измотанным, отчего Плотник вдруг испытал неожиданный укол вины и жалости. Однако тут же одернул себя, вспомнив, что история знает немало примеров, когда самые яркие ее страницы писались именно такими, отнюдь не богатырского сложения людьми…

А вот спутница важного гостя, грациозно выбравшаяся из мобиля одновременно с ним, производила совершенно обратное впечатление. Высокая, стройная, красивая, она казалась хищницей саванны, за какие-то заслуги получившей в дар великолепное женское тело.