Тимоти Боггс

Гнев богини Геры

Глава I

Пропавшая лодка

В предзакатный час ему всегда начинало казаться, будто чайки владеют всем миром. С жалобными криками они носились над зеленоватыми морскими волнами, иногда ныряли в них, а потом взмывали ввысь и у них в клювах извивалась трепещущая серебряная полоска. Особенно много их собиралось над лодками рыбаков, возвращающихся домой после лова в открытом море. Самые ловкие и нахальные ухитрялись подхватить рыбу из сети, брошенной на дне лодки. Другие чайки сидели, словно седовласые старцы, на высоких камнях в северной части бухты; поджав одну лапу и не издавая ни звука, они глядели на других птиц, а упорный морской ветерок ерошил их перья.

Голикс никогда не упускал возможности полюбоваться этим зрелищем, хотя видел его уже тысячу раз. Эти храбрые и мудрые птицы всегда восхищали его. Они носились на теплых воздушных потоках, поднимающихся от нагретого за день берега, скользили на бризе, спокойные и уверенные, что рано или поздно получат то, что хотят.

Всякий раз, когда ему удавалось улизнуть из конюшен, он приходил сюда и смотрел на чаек. Он любил сидеть здесь, на краю равнины, круто обрывающейся в море, на своем любимом камне с плоским верхом, до которого почти никогда не добирались морские волны, разве что во время самых свирепых штормов. Берег был каменистый, и над морем торчали другие утесы. Высокие и остроконечные возле берега, по мере приближения к морю они укорачивались, мельчали, словно теряли в битве с волнами свои силы.

«Как похожи они на острые зубы дракона, — подумалось Голиксу. — Они готовы захлопнуться и раздавить любого, кто окажется между ними».

Он нахмурился и обругал себя за такие мрачные мысли.

И все же они никак не оставляли его.

Что-то казалось ему неладно в этом богатом приморском городе.

Все это знали, однако говорить об этом никто не хотел. А если спросить напрямик, они либо заорут на тебя и пнут ногой, либо просто притворятся, что ничего не слышали.

Он пошевелился, разминая затекшее от неподвижности тело, и усмехнулся, когда одна из восседавших на камнях чаек взглянула на него, взъерошила перья и с недовольным видом отвернулась.

— Я вполне могу поджарить тебя на обед, — весело сказал он.

— Эй, — послышался за его спиной насмешливый голос. — Он опять разговаривает с птицами.

Вслед за этими словами раздался глумливый смешок, и Голикc обернулся, в шутку нахмурившись.

На траве сидели трое, пуская по кругу мехи с вином и корзинку свежеиспеченного хлеба. Судя по тому, что они уже не могли сидеть прямо, как ни пытались, и судя по похудевшему бурдюку, валявшемуся на земле, пирушка была в самом разгаре.

Нет, конечно, он не возражал против таких забав. Якс, который работал у оружейника, первым подружился с ним после его приезда, а рыжеволосые сестры-близнецы, Сана и Цира, решили, что Голикс станет их братом — они всегда мечтали о брате.

Ему тоже искренне хотелось стать их братом.

Красавица Цира, на теле которой было больше изгибов, чем у береговой линии, позвала его к ним.

— Мы тут приятно проводим время, Голикс, — заявила она, вытянув губки трубочкой.

— Не то что некоторые — мы довольны своей жизнью и совсем не угрюмые, — подхватила ее сестра Сана

По крайней мере, он подумал, что это Сана. И даже был почти в этом уверен. За все прошедшие месяцы их знакомства он все еще не научился их различать.

Якс, высокий и длиннорукий, с тугой шапкой черных кудрявых волос, швырнул ему винные мехи.

— Голикс вовсе не угрюмый. Просто он предается возвышенным думам. Размышляет о мироустройстве.

— Ой, только не это! — торопливо воскликнула Сана. — Никаких возвышенных дум. Передай-ка мне лучше вино.

Цира показала на горизонт:

— Голикс, там нет ничего, кроме воды. Глубокой воды. Большой воды.

— И рыб, — добавила Сана.

— Ладно, пусть будут и рыбы.

— Но больше ничего.

— Конечно, ничего. Разве что лодки.

— Да, точно, пускай будут и лодки. И птицы.

— Совершенно верно.

Голикс растерянно заморгал и посмотрел на Якса, а тот лишь пожал плечами, отломил немного хлеба, сунул его в рот и стал с ухмылкой жевать.

— В море тоже бывает праздник, — заявила Сана с многозначительным кивком.

— Точно, — согласилась ее сестра-близнец.

— Иногда он получается очень непонятным, как и в нашем городе.

— Точно, получается.

Голикс наполнил свой рот вином, проглотил его, закашлялся и вернул бурдюк Яксу.

— И он тоже требует так много хлопот, — сказала Сана — если это была не Цира.

— И так мало времени на него отпускают.

— Хотя все и восхитительно.

— И страшно.

— Ой, не слишком. Только если не знаешь, что там происходит.

— Ну, это верно.

— Правда, если даже ты знаешь, что происходит, все равно бывает страшновато. Совсем немножко. И это даже прибавляет интереса.

Цира захихикала — если только это была не Сана.

«Я пьянею», — подумал Голикс, прислушиваясь к их хмельной болтовне, и посмотрел поверх их голов на деревья, росшие шагах в двухстах от места их пирушки — высокие и стройные, слегка согбенные от постоянного ветра, с серебристо-зеленой листвой, которая трепетала и что-то непрестанно шептала. Они выстроились в одну шеренгу протянувшуюся с запада на восток, в том же направлении, что и возвышавшиеся над морем скалы. Солнце низко повисло над горизонтом, и изнанка некоторых листьев уже окрасилась золотом.

— Зачем сейчас об этом говорить? — взмолился Якс. — Еще успеем. С завтрашнего дня нам и вздохнуть будет некогда.

Голикс согласился. Он жил в этом городе уже около года, и хотя впечатление от него было до сих пор замечательным, оно постоянно грозило обернуться чем-то совершенно иным. В течение нескольких ближайших недель ему и другим младшим конюхам предстояло освоить нелегкое искусство украшения коней — они учились заплетать их гривы и хвосты, перевивать их шелковыми ленточками и золотыми кисточками — и добиться в этом совершенства. Старший конюх сказал, что все должно быть совершенным; иначе боги останутся недовольными.

Благодаря своему опыту он должен был также объезжать коней. Обучал их выездке, приучал тянуть колесницу, сохранять спокойствие среди бушующей толпы, и это отнимало все его время бодрствования, а возможно, отрывало его и от сна. Так что этот вечер был, пожалуй, последней возможностью для всех четверых немного расслабиться. Теперь несколько месяцев не будет никакого покоя. Или возможности вот так собраться и выпить