* * *

«Слова – это реальность.

Слова – это энергия.

Они воплощены».

Раз за разом Апту повторял про себя сказанное учителем, точно какое-то заклинание. Крепко зажмурившись, пытался сосредоточиться на лёгких, невесомых переливах музыки, и не думать ни о чём постороннем.

«Слова… это не просто слова, это…»

Вопреки стараниям, мысли начали разбегаться и путаться. Перед глазами поплыли цветные пятна. Больше не было ничего. Совершенно ничего.

Учитель не мог этого не почувствовать. Не мог не понять, что сегодня они никаких результатов не добьются. Сегодня – как всегда…

Музыка стала стихать. Последние едва слышимые звуки вспорхнули с серебристых струн и, взмыв к высоким сводам храма, смолкли.

Апту открыл глаза. Посмотрел на учителя – и тут же отвёл взгляд. Но Киэн не проявил разочарования или недовольства.

– Ты устал, Апту. Давай продолжим завтра. – Учитель осторожно опустил на скамью рядом с собой солнечную арфу йуу.

Апту молчал. Он думал о том, что Киэн ошибся, выбирая себе ученика. У него, Апту, никогда не получится почувствовать и понять язык богов. Высказывать эти мысли и огорчить учителя он не хотел. А лгать, притворяясь, что верит в успех, не мог.

Но учитель и без слов угадал настроение молодого человека.

– Не переживай. Даже если от наших занятий не будет пользы, остаётся ещё изобретение Лии. Он скоро закончит работу.

– А это изобретение точно поможет мне? И всем нам? Мы научимся наконец разговаривать и читать на вашем языке?

– Наверняка я этого не знаю, – честно признался Киэн. – Надеюсь, что да.

Апту вздохнул. Если учитель надеется, не должен терять надежду и он. Лии, тот, кто живёт внутри пирамиды-горы, тот, чьего лица простому смертному нельзя увидеть, создаст корону, которая откроет людям чудесный дар языка богов.

Через отворённые двери храма виднелась городская площадь, дома и сады, а дальше, за песчано-жёлтыми стенами и зелёными кронами пальм – море. Солнце клонилось к закату, по изумрудным волнам бежали золотые блики. Вечерние лучи касались разноцветных мозаик и росписей внутри храма – орлов, газелей, драконов и быков, деревьев, цветов и виноградных лоз – и делали краски ещё ярче и насыщеннее. На глубоком лазурном фоне – небесно-бирюзовые оттенки, нежно-фиолетовые, оранжевые, зелёно-жёлтые…

– Мне пора, учитель. – Молодой человек поднялся со скамьи. – До завтра.

– До завтра, Апту. – Киэн сделал жест, означающий у богов в зависимости от ситуации приветствие или прощание – сложил руки перед грудью, обхватив одну ладонь другой. Апту ответил тем же и направился к выходу.

По широким ступеням храма он спустился на площадь. Трое горожан, которые как раз проходили мимо, увидев Апту, вежливо с ним поздоровались и почтительно поклонились.

Дома Нинсун встретила его неприветливо. Ни улыбки, ни ласкового слова. Поставила на стол тарелки с едой и ушла в свои комнаты. Так всегда бывало, когда Апту отправлялся в храм рано утром и возвращался под вечер. А в последнее время он часто проводил там целые дни. Если так будет продолжаться, вскоре он совсем забудет, что Нинсун может быть не только хмурой. Забудет её улыбку, её звонкий смех и сияющий взгляд. Когда она сердится, её глаза в тени густых ресниц темнее беззвёздной ночи.

Помедлив, Апту хотел пойти следом за женой, но передумал и принялся за ужин. Сейчас лучше не пытаться ничего объяснять. Иначе будет как в прошлый раз.

– Перестанешь ты пропадать в этом храме или нет? – в сердцах воскликнула она тогда. – Я хочу наконец жить спокойно!

– О чём ты?! – не сдержался, крикнул в ответ Апту. – Он выбрал меня своим учеником, а тебе нужно какое-то спокойствие! Ты не понимаешь, что значит для нас узнать язык богов. Мы сделаемся такими же, как они…

– А ты не понимаешь, что люди никогда ему не научатся! Ни ты, ни кто другой.

С губ Апту готово было сорваться ругательство. Нинсун задела за самое болезненное… Лишь усилием воли он заставил себя произнести другое:

– Я научусь. И смогу научить всех, кто захочет научиться.

Жена горько усмехнулась и покачала головой.

– Сколько уже ты ходишь туда? Сколько времени провёл, слушая, как он играет на своей арфе, и пытаясь услышать что-то кроме музыки?

– Он говорит со мной, говорит не нашими обычными словами, а божественным языком… Но я… не могу понять. Пока не могу.

– Если бы мог, давно бы понял. Но ты упрямый, и не хочешь этого признать. Вместо того, чтобы зря тратить время, лучше бы спросил Киэна, зачем это ему? Всем им? У богов свои цели. И нам они не принесут добра.

– Да как ты можешь такое говорить? – изумился Апту. – Боги к нам благосклонны, потому что… Потому что такова их природа! И потому что мы этого заслуживаем. Они дали нам новую землю, новую жизнь! Обучили всему…

– Далеко не всему, что умеют сами!

– Всему, что нужно нам сейчас, пока мы не стали равными им! Делать повозки на колёсах, лечить болезни, прокладывать каналы, строить из кирпича и другим, быстрым способом…

– Чтобы мы построили храм для Киэна!

– Мы построили дома и для себя! А Киэну вовсе ни к чему было такое огромное здание, но мы настояли, ты забыла? Это знак уважения, надо радоваться, что он принят!

– Они отняли у меня счастливую жизнь, вот чего я не забыла! В Шамму я была счастливее, чем здесь. Зачем они забрали нас оттуда?

– Нинсун, мы сами согласились уйти!

На это жена ничего не ответила. Спор закончился сам собой. Продолжать его в тот день Апту не пожелал. И возобновлять сегодня – тоже, поэтому и не стал заговаривать с Нинсун.

В доме было душно. Пахло едой и какими-то терпкими благовониями. Апту захотелось окунуться в вечернюю прохладу. Не доев жареную рыбу, он отодвинул блюдо в сторону, взял ячменную лепёшку, несколько фиников и вышел во двор.

«У богов свои цели…» – раз за разом беззвучным эхом повторялись в памяти недавние слова жены. А что, если напрямую спросить об этих целях учителя? Когда задаёшь ему вопросы, он не отказывается на них отвечать.

С запада, с моря, дул солоноватый ветер. Но Апту повернул лицо не ему навстречу, а левее, к югу. И увидел вдали её – возвышающуюся над городом пирамиду Лии. В сумерках её силуэт белел на фоне тёмного неба.