Свернув газету, он сунул её в карман. Устроился в кресле поудобнее, закрыл глаза и попытался успокоиться. Гул от взлёта очередного авиалайнера показался почему-то особенно громким.

До этого Брэдли Фолио летал на самолётах всего три раза – в одиннадцать месяцев и в семь лет. Все три полёта или сюда, в Международный аэропорт Осака, или отсюда. Первый, понятное дело, можно вообще не считать. Второй и третий – это была поездка с родителями на итальянский курорт и обратно – вызвали у Брэдли интерес и любопытство.

А теперь ему было не по себе. Не то чтобы он боялся какой-нибудь случайности или неисправности, которая приведёт к катастрофе. Но стоило задуматься о том, что придётся провести несколько часов в воздухе, в животе появлялся неприятный холод, а голова начинала слабо кружиться. Конечно, это время можно было бы сократить – если бы он решил лететь не самолётом, а сэнсолётом. Этот вид транспорта становился всё более популярным, а билет стоил не намного дороже. Но к сэнсолету Брэдли ни за что бы и близко не подошёл. Ни к нему, ни к любой другой машине, построенной по гиотским технологиям. Правда, в самолётах сейчас тоже используют какие-то инопланетные усовершенствования, позволяющие значительно повысить скорость. Но сэнсолет – это другое. В нём установлены предэнергетические двигатели. Это почти полностью гиотская машина, немного адаптированная для земных условий.

Сидение с закрытыми глазами не помогло. Брэдли вздохнул, открыл их и принялся смотреть в иллюминатор. Проведя рукой по волосам, машинально отметил, что зря вчера не сходил в парикмахерскую.

Привычка стричься чуть не наголо появилась у Брэдли два года назад, в девятнадцать лет. Началось всё с истории с дзэнским монастырём Акнодзи. Окончив школу, Фолио объявил родителям, что собирается стать послушником и посвятить жизнь самосовершенствованию. Отец назвал такое решение полной глупостью. По его мнению, продолжить учёбу Брэдли следовало в Осакском университете. Мама была с ним согласна.

– Ведь именно ты в первый раз повёз меня в Акенодзи! – Брэдли не надеялся, что этот аргумент подействует на отца, но промолчать не мог.

– Акенодзи – прекрасное место, но это не значит, что мой сын должен становиться буддийским монахом.

– Но ты много лет знаешь Хикару-сана и относишься к нему с уважением…

Сато Хикару был настоятелем монастыря Акенодзи и давним другом семьи Фолио.

– Моё отношение к Хикару-сану и твоё будущее – разные вещи.

– Почему бы тебе не разрешить мне заниматься тем, чем я хочу?

– Потому что ты сам не понимаешь, что тебе нужно. Пару раз взглянул на монастырскую жизнь и придумал себе идеал. Поживи в Акенодзи, это я легко устрою, договорюсь с Хикару-саном. Попробуй вставать в четыре утра, каждый день мыть полы, работать в саду и по многу часов сидеть в медитации – готов поспорить, сбежишь через неделю.

Брэдли насупился. Если отказаться, родители решат, что он струсил. А он не сбежал бы и выдержал бы все трудности, потому что никакого идеала не придумывал. Но ведь ясно, что сделаться монахом они всё равно не позволят.

– Ладно, – сложив на груди руки, Брэдли демонстративно уставился мимо родителей. – Я поступлю в университет. Но ни юриспруденцию, ни экономику, ни инженерное дело изучать не буду. Я пойду на философский факультет.

– Брэд, – вмешалась в разговор мама, – с профессией юриста или инженера тебе было бы обеспечено хорошее будущее в «Скаймэшин».

– Я не стану работать с вами! Вся семейка в одной фирме – это уже слишком. Лучше буду копаться в старых пыльных книгах, чем в ваших железках! Теперь вы в своём «Скаймэшин» ещё и с пришельцами носитесь! Как будто люди не могут обойтись без гиотских подачек и разрабатывать свои технологии.

– Вот ты бы и попробовал их разрабатывать.

Ничего на это не сказав, Фолио-младший удалился в свою комнату.

Родители ещё несколько раз пытались его переубедить. Но философский факультет стал последним словом Брэдли. А ещё – в качестве протеста, пусть и бессмысленного – он обрил голову, как будто действительно собирался в монастырь. Мать не без умысла заметила, что, наверное, в причёске – точнее, в её отсутствии – он решил подражать гио. Конечно, Брэдли разозлился. Своего мнения об инопланетянах он никогда не скрывал, часто повторяя, что они отняли у людей возможность развиваться собственным путём.

Тем не менее, стричься почти «под ноль» Брэдли стал постоянно, не позволял волосам отрастать и завиваться в противные светлые кудряшки, которые подошли бы скорее маленькой девчонке.

Вспоминая теперь события двухлетней давности, Фолио понимал, насколько наивно звучали его тогдашние речи насчёт гио. Если бы дело ограничивалось путём развития человечества…

И как же глупо было из-за пустяков ругаться с родителями! Но он уже никогда не скажет им об этом. Полтора года назад Майя и Дэвид Фолио погибли.

После взлёта Брэдли стало поспокойнее. Но полностью расслабиться не удалось. На напитки, которые предлагала стюардесса, не хотелось смотреть.

Внутренний голос упорно подсказывал, что, отправляясь к дяде Майклу, которого сроду в глаза не видел, Брэдли поступает неразумно. И, скорее всего, этот голос был прав. Но что сделано – то сделано.

Всю жизнь, если не считать первых одиннадцати месяцев, Фолио прожил в Японии. Его родители познакомились и поженились в Уиллоугарде, но через три года авиастроительная корпорация «Скаймэшин», в которой мать и отец работали, открыла филиал в Японии. Дэвиду и Майе предложили места ведущих инженеров в новом научно-техническом центре, и они переехали в Осаку.

С детства Брэдли привык не только разговаривать, но и думать на двух языках – японском и английском. Япония стала для него родной страной в том смысле, что всё здесь было знакомо и привычно. Но в полной мере японцем Фолио никогда себя не чувствовал – точно так же, как европейцем.

После смерти родителей он перебрался жить в тот самый дзэнский монастырь, Акенодзи. Но ни послушником, ни, тем более, монахом, так и не сделался. Теперь никто не стал бы возражать против такого решения, но Фолио сам этого не хотел. Сато Хикару искренне сочувствовал несчастью, случившемуся с Дэвидом и Майей. Чем мог, помогал Брэдли, старался его поддержать и позволил жить при монастыре, не принимая участия в службах и медитациях.

Поначалу Фолио почти всё время проводил в монастырском саду, глядя на деревья, ручьи и камни, но как будто не видя их перед собой. Однажды он просидел так целый вечер и ночь и, наверное, если бы настоятель не пришёл к нему, оставался бы в саду и дальше.

Услышав шаги Сато, Брэдли словно очнулся от сна наяву. Настоятель сел рядом с ним на скамейку.

– Смотрите, Хикару-сан, вот на что стала похожа моя жизнь. – Взяв длинный прутик, Фолио начертил на песчаной дорожке окружность неправильной формы. Каллиграфическое воплощение этого символа, энсо, он много раз видел в монастырских храмах. Изображался «образ круга» по-разному – иногда замкнутой линией, а иногда так, как нарисовал Фолио – разомкнутым.