Артемида

В самом тихом омуте

Вороны не плачут

Прекрасная и живописная долина раскинулась далёкими землями уходя за горизонт. Редкие ели расположились у подножья гор, небольшие участки, заросшие множеством различных видов деревьев, образуют зоны, между которыми многие километры. Некоторые из таких зон разделены рекой, холодной и могучей к тому же богатой рыбы. Из далека долины или заснеженных вершин гор в этих зонах ничего не разглядеть, но в каждой из таких находится очень малое поселение, где люди живут как отшельники, отделенные от остального мира.

Жизнь здесь – рутина. Каждое утро работоспособные, то есть уже взрослые люди, как в цепях тяжелым шагом идут на поля и к рекам. Старики остаются внутри и обучают детей тому, что знают, а те немногие, кого уже нечему учить приглядывают за порядком. Вечером люд возвращается домой для отдыха. Деревянный стол, еле освещенный несколькими свечами, пламя которых в любой миг готово потухнуть из-за ветра просачивающегося сквозь дряхлую, сгнившую дверь, три миски наполненных ячменной кашей, рыба жареная на костре и черствый ржаной хлеб. Мать, скрывающая синяки, полученные от своего мужа под рукавами, настороженно ужинает поглядывая на своего сына. Несколько лет уже терпит, устала. Готова обнажить нож, что в ботинке спрятан, но не желает для своего чада взросление без отца. Под гнётом тишины доужинала семья и началась подготовка к блаженному сну. Мальчик лег на пол у теплого, уютного ещё горящего камина, супруги ушли в отдельную комнату. Долгие минуты, которые, казалось, тянулись часами, слышал шепот, бдящий мальчик, сквозь треск бревен. Не разобрать. Сквозь тишину просочился звонкий стук металлических баклажек. Продолжались напряженные переговоры, еле слышные всхлипы уже несколько месяцев. Скотское отношение к близким, появляющиеся зависимости, отстранённость и высокое самомнение одного человека повлияло столь разрушительно на тот маленький круг людей, называемый семьёй, формировавшийся многие года ещё до этой жизни в долине, что теперь отношения в нём готовы прекратится за одну ночь. Ночь, которая, скорее всего, настала.

Мальчик, подкравшись и со скрипом приоткрыв деревянную дверь, увидел возвышающегося над избитой, покрытой синяками, прикрывающей лицо матерью злобного зверя, которого назвать человеком язык не повернётся.

– Тварь… – едва слышное слово донеслось до зверя.

Взгляд его был пустой, будто не осознающего своих действий человека. Громким топотом направился он к своему когда-то сыну, ведь сейчас в мальчике он видел, скорее всего безымянного пищащего мышонка, которого только и осталось раздавить. Через секунды после того, как маленькая добыча развернулась чтобы убежать тварь совершила небольшой рывок, совсем маленький, но его стало достаточным чтобы схватить за шею свою жертву. Сдавив горло и подняв тело, когда кулак начал замахиваться назад, со спины в шею вонзился нож. Отец упал на пол захлебываясь в крови.

– Мортрит! Мортрит, ты в порядке? Горло болит? Прости меня – В слезах мать подбежала и заключила в объятия своего сына. – Прости, что тебе пришлось это терпеть.

Ещё долгие десятки минут продолжали литься слезы. Мортрит не был готов к такому… такому поведению своего отца и такого хода от матери. Он ещё не до конца осознавал, что случилось. Так прошла ночь. Бессонная и беспокойная. С первыми лучами Солнца дом был покинут, мать мальчика отправилась в даль долины, а Мортрит сидел у величественного дуба, окруженного пихтами, в недоумении задавая себе вопросы, на которые не мог и сам ответить. Прошел час, второй и на третий, томленный ожиданием, Мортрит увидел в дали, сопровождаемую шестью людьми, женщину с чёрными волосами в платье фиолетового переходящего в черный цвета, её руки были закованы в цепи, как и ноги. Когда они приблизились, то в закованной женщине удалось узнать свою мать, стало возможным разглядеть тату полумесяца, на черном небе набитого на её шее, и сопровождающих. По правое плечо шло три девушки, две из них были одеты как церковнослужители их лица были прикрыты полупрозрачной белой тканью, но лица разглядеть было сложно, третья была частично закована в латные доспехи, закрывающие туловище и плавое плечо, остальное тело было прикрыто кольчужными доспехами, на поясе в ножных виднелся небольшой одноручный меч. По левое плечо шли три мужчины один из них самый высокий был одет в фиолетовый наряд, имеющий вырез на груди, обнажающий кольчугу, от которого отходили золотые лепестки, с плащом закрывающим его левую руку. На поясе висела сумка из кожи, в которой находятся небольшая книга и несколько перьев, на ногах одеты портки в черную полоску и высокие ботинки, уже запачканные в грязи. Двое других, высокий худощавый и чуть меньше ростом, но гораздо сильней, были в светло-серых балахонах, высоких ботинках и портках черного цвета. У обоих за спиной висели небольшие сумки.

Уже рядом подходя к дому, проходя мимо дуба, под которым он и сидел, Мортрит встал, обратив на себя внимание всей группы.

– Это мой сын.

– Единственный? – спросил мужчина в фиолетовой одежде.

– Да

– Ладно, открывайте дом – сказал тот же человек, делая записи в только-что раскрытой книге, напоследок кинув косой взгляд на мальчика.

Девушки в церковных одеяниях буквально на секунды повернули головы в сторону Мортрита и после опустив. Под тканью было не разглядеть их лиц, но стало понятно, что они знают будущее его матери и лишь проявили сочувствие.

Где-то пятнадцать минут внутри дома слышались переговоры и топот множества ног.

– Уносите, вы знаете, что с делать с трупом – вытирая руки платком от крови, держа книгу в подмышке, мужчина подошел к дереву, где стоял Мортрит – Мортрит, верно? Меня зовут, Вигор. Твоя матушка всё рассказала насчёт случившегося, можешь ли ты подтвердить тот факт, что твой, уже ныне покойный, отец напал на тебя?

– Да… Всё верно, вот синяк – с тяжелым вздохом Мортрит произнёс это, дополнительно показывая пальцем на свою шею. – Ч-что теперь её ждёт?

– Мне очень жаль, тебя и твою матушку столько лет терпеть… Её судьба, как и твоя уже известна. Я не очень хотел тебе говорить, но ей уготовано повешенье сегодня на закате. А ты в ближайшие дни, возможно даже сегодня, отправишься из этого богом забытого места в город. За тобой приедет повозка. Мы ещё увидимся, так что до встречи. –

В дом мальчика не пускали, а оставшиеся несколько девушек и его мать были намерены остаться в доме до вечера. Небольшая паника и страх терзали Мортрита, в голове он обвинял себя в том, что случилось