На огромном булыжном плацу главной и пока единственной Военной академии Свободного Союза Широв ровными рядами выстроились курсанты. Все в парадной форме, при оружии. По толстой роже генерала Брика было видно – доволен. До революции он успел послужить сержантом и страшно обожал муштру. Именно поэтому, когда стал вопрос о назначении ректора, канцлер выбрал его. Ну, возможно, еще и потому, что в юности часто выпивали вместе.

– Посмотри на них, Лерой.

– Да, сэр.

– Какая осанка. Даже чертовы аристократы не умели стоять так гордо!

– Да, сэр.

– Даже инженеры выглядят вполне пригодно.

– Да, сэр. – Лерой отметил про себя, что генерал в отменном настроении, раз уж даже инженеры не получили традиционного порицания.

– Возможно, даже стоят своих палашей.

– Да, сэр, – еще раз согласился Лерой, после чего мысленно обругал себя и окончательно проснулся. – Но я уверен, что с топорами, как вы предлагали, смотрелись бы еще лучше. – Нелегкое дело – соглашаться с начальством.

– К несчастью, тогда они на офицеров были бы похожи еще меньше.

– Да, сэр.

– Стрелки – вот образец силы и мужества! – Генерал перевел взгляд от серых мундиров инженеров к таким же красным, как его собственный. В отличие от остальных курсантов кроме легкой сабли у каждого стрелка имелось длинное револьверное ружье. С барабаном на семь патронов и длинным стволом, оно было гораздо тяжелее однозарядных ружей пехоты.

– Несомненно, сэр.

Генерал еще раз восхитился высокими стрелками, конечно, не такими высокими, как гренадеры, но сейчас сложно понять, ведь ребята еще растут. Вон Ратлер за последний год вымахал во взрослого гренадера, а отец категорически отказался от перевода. На чужое мнение генералу было откровенно начхать, но герой революции Ратлер занимал пост министра промышленности, не стоило ему перечить.

Брик принялся утюжить взглядом пехоту и артиллерию. Да что там: портупеи начищены, на мундирах ни пылинки, а медные бляхи киверов так сияют на солнце – смотреть больно.

– Красавцы, просто красавцы! – Как Брик ни старался, глаза возвращались к инженерам и выхватывали чернявого парнишку во втором ряду. Ростом немногим меньше стрелков, да и некоторых гренадеров, он совершенно не вписывался в строй. Впрочем, причин оставлять его в инженерах хватало. С легким вздохом сожаления Брик спросил Лероя: – Гринвуд еще безобразничает?

– В этом месяце замечен не был. – Уклончиво ответил Лерой. Он, конечно, подозревал Лиама в паре проделок, но доказательства отсутствовали, а шуточки тянули максимум на детскую шалость.

– А второй?.. С такой неподходящей фамилией.

– Вулфи, Джон?

– Да, он.

– Вулфи лишь подпевала, сэр.

– Хорошо. Но где же черти носят тюремщиков? В свое время я получил пулю в бедро. Оно начинает ныть от долгой ходьбы.

– Приказать принести стул?

– Ты же не хочешь, чтобы я уселся, когда курсанты стоят?

– Но ваше ранение, сэр…

– Я привык терпеть лишения, Лерой.

– Да, сэр, – ответил Лерой и украдкой глянул на огромное выпирающее пузо. Имея такое, тощий Лерой не смог бы простоять и пяти минут.

– Наконец-то перестал пялиться, – сказал Джон. Он находился в первом ряду, поэтому говорить приходилось, не шевеля губами. Впрочем, делал он это мастерски. Вот у Лиама получалось гораздо хуже.

– Думаешь, пронюхал, Волчонок?

– Не трусь, никто не знает.

– Как думаешь, где их берут? – тихо спросил Лиам.

– Кого?

– Ведьм.

– Откуда ж я знаю? – Так же тихо прошептал Волчонок.

– Шестнадцать лет после революции прошло, а они все никак не переведутся. Я думал, крысы всех переловили.

– Заткнитесь оба, – прошипел стоящий рядом Кэвин. – Вечно от вас одни проблемы. Не дай бог, наставник услышит – опять половине взвода плетей выпишет.

– Ты бы лучше пятно с формы счистил, – поддел Лиам.

– Где? – В голосе Кэвина зазвучала явная паника. Он стоял в первом ряду, а Брик мог и за меньшее выпороть.

– Не тупи, – успокоил Джон. – Лиам пугает.

– Чтоб вас… – Кэвин так разозлился, что едва не плюнул под ноги прямо на глазах у Лероя. А тот не меньше Брика любил раздавать курсантам плети.

– Если б не чертова ведьма, могли бы отправиться домой уже с утренним дилижансом, – подосадовал Лиам.

– Тебе совсем не жалко? – спросил Волчонок.

– С чего бы мне жалеть какую-то старуху?

– Мой друг бессердечен.

– Волчонок, ведьма – не человек.

– Никто не заслуживает сожжения живьем.

– Вот сейчас и узнаем. Слышишь?

За спинами курсантов зазвенели подковы, и тут же послышался грохот выехавшей на булыжную мостовую кареты. Несмотря на длительное ожидание даже такие смутьяны, как Вулфи и Гринвуд, не посмели развернуться и посмотреть. Их спины и так довольно хорошо познакомились с плетями мистера Донована. А поэтому порки по возможности старались избегать.

Карета миновала ровные ряды курсантов и остановилась возле группы наставников. Генерал со своим адъютантом держались особняком. Первым из кареты выскочил здоровенный судебный пристав в древней церемониальной треуголке, с окованной медью палицей на поясе. В отличие от пыльной треуголки медь палицы хоть и темная, но синевой не отливала. Похоже, пристав чистил оружие чаще шляпы, а может, и не чистил – использовал по назначению. Убедившись, что добрался в нужное место, пристав сунул руку в карету и рывком выудил оттуда совсем еще юную белокурую девчушку.

– Господи, да она моложе нас! – ошарашенно прошептал Волчонок, отчетливо шевеля губами.

– А ты думал, ведьмы рождаются старыми? – резонно возразил Лиам, хотя и сам ожидал увидеть старуху. – Наверное, дочь дворян, не успевших сбежать на Дикий континент.

– Лиам, она ребенок!

– Она молодая девушка. Примерно на два года моложе нас.

– Не думаю, что ей уже есть четырнадцать.

– Законникам виднее. Кроме того, посмотри: кляп, повязка на глазах, колодка на руках. Они не знают, как она колдует и чего можно ждать. Ведьма не из джентри[1], а из пэров[2]. Наверняка даже уши забиты воском и ватой, чтобы не услышала лишних имен, не прокляла перед смертью.