Вальпургиева ночь. Ночь ведьм. Последняя ночь в апреле. Ночь, когда зло свободно разгуливает по земле.

Заброшенное, безлюдное место – здесь его никто не потревожит, здесь можно укрыться от любопытных взглядов. Воздух наполнял запах только что пролитой крови – рядом лежало обезглавленное тело козленка. В правой руке человек сжимал клинок с тонким лезвием из чистой стали – никаких других металлов с примесями при нем не было. Рукав рубашки на руке, что держала меч, он закатал до самого плеча, так что было видно бицепс. В кармане жилета, завернутая в бумагу, лежала монетка. В костре у его ног полыхали белые поленья.

Звали его Иоганн Кабал. И он призывал демона.

«…Оариос! Алмоазин! Ариос! Мемброт!» Произносимые им нараспев имена растворялись в необычайно тихой ночи. Лишь огонь потрескивал, составляя ему компанию. «Янна! Этитнамус! Зариатнатмикс… и далее, и далее». Иоганн втянул воздух и тяжело вздохнул: ритуал ему порядком наскучил. «А. Э. А. И. А. Т. М. О…»

В именах, которые он должен был назвать, имелся тайный смысл, как и в распеваемых им буквах. Правда, это вовсе не означало, что на Иоганна они производили впечатление или что он их одобрял. Пока он читал Великое заклинание, его не покидала мысль: от некоторых колдунов было бы куда больше пользы, составляй они кроссворды.

Пространство деформировалось, и вот уже Иоганн стоял не один.

Демон по имени Люцифуг Рофокаль был чуть выше Кабала при его росте в метр восемьдесят пять. Однако на голове демона громоздился нелепый шутовской колпак с тремя не то рогами, не то щупальцами, к которым крепились наконечники стрел. Рога (или же щупальца) беспрестанно колыхались, отчего Люцифуг становился то выше, то ниже. В одной руке у демона была сумка – там, пусть и чисто символически, лежали сокровища мира. В другой он держал золотой обруч. Кожаная юбка, состоящая из отдельных полос с нашитыми на них металлическими пластинами, наподобие птерюгесов, что носили спартанские воины, прикрывала мохнатые ноги, которые заканчивались копытами. Позади демона тянулся толстый хвост, как у муравьеда, а над верхней губой торчали дурацкие усики в стиле Эркюля Пуаро. Своей анатомией Люцифуг напоминал оживший рисунок из игры «Изысканный труп» (что вполне характерно для демона).

– Зри! Я есмь здесь! – воскликнул демон. – Зачем звал ты меня? Зачем покой мой потревожил? Не хлещи меня долее убийственным прутом! – Люцифуг посмотрел на Кабала. – А где твой убийственный прут?

– Дома оставил, – бросил Кабал. – Думал, не понадобится.

– Как же ты вызвал меня без убийственного прута? – в ужасе воскликнул Люцифуг.

– Ну ты же здесь, разве не так?

– Так, но ты заманил меня сюда обманным путем. У тебя нет ни шкуры козла, ни двух венков вербены, ни двух восковых свечей, изготовленных девственницами и благословленных должным образом. А камень под названием Эматилль?

– Понятия не имею, что за Эматилль.

Демон, который и сам не представлял, что это был за камень, сменил тему и продолжил перечислять:

– Четыре гвоздя из гроба умершего ребенка?

– Прекрати говорить глупости.

– Полбутылки бренди?

– Не пью бренди.

– Да не для тебя.

– Есть фляжка, – сказал Кабал и бросил ее Люцифугу. Демон поймал флягу и сделал глоток.

– Твое здоровье, – Люцифуг вернул флягу.

Какое-то время они разглядывали друг друга. Наконец демон заметил:

– Бедлам полнейший. Ты зачем вообще меня призвал?

Врата Ада являли собой впечатляющее зрелище. На пустынной равнине Чистилища из растрескавшейся спекшейся земли взмывал вверх огромный несокрушимый камень полтора километра в ширину и три в высоту. С одной стороны этого внушительного неприступного мегалита располагались сами Врата: массивная железная конструкция простиралась на десятки метров вдаль и устремлялась на сотни метров ввысь. На грубых, почти необработанных створках оспинами тянулись неровные ряды больших плотно закрученных болтов и такие же неровные широкие медные полосы. Простительно считать, будто Ад – местечко популярное.

Звучит удивительно, но, похоже, так оно и есть.

Стоя перед Вратами, не перестаешь гадать, что же случится, когда ты пройдешь сквозь этот жуткий, не щадящий никого портал. Одни считают, будто весь Ад уместился в камне и внутри ломается само представление об измерениях. Другие говорят, что сразу за Вратами, в полой породе, находится огромная расселина, ведущая в преисподнюю, – стоит переступить черту, и проваливаешься вниз, навстречу уготованным тебе вечным мучениям. По мнению третьих, внутри камня начинается большой эскалатор. Никто снаружи не ведал, что же скрывается по ту сторону Врат, но каждый жаждал узнать, ведь все – все, что угодно, – было лучше, чем заполнять формуляры.

Множество формуляров. Целые горы формуляров. В среднем, чтобы попасть в Ад, требовалось заполнить около девяти тысяч семисот сорока семи форм. В самом большом документе содержалось пятнадцать тысяч четыреста девяносто семь вопросов. В самом коротком – всего пять, однако эти пять были написаны издевательски витиевато и злонамеренно двусмысленно, использовали мудреную фразеологию и заковыристую грамматику. В мире живых они непременно породили бы целую новую религию, ну или как минимум стали основой для курса по менеджменту.

Формуляры считались первой пыткой в Аду, и придумала их не иначе как душа банковского клерка.

Конечно, заполнять формы было совсем необязательно. Однако, в противном случае, человеку предстояло провести вечность нагишом в бескрайней пустыне, не ведающей, что такое ночь. Поэтому рано или поздно большинство все же вставали в очередь у будки привратника. В окошке они получали форму АААА/342 «Предварительная заявка на заселение в инфернальные владения Аида» и мягкий карандаш.

Вереница исполненных надежды просителей извивалась вокруг будки, словно кто-то решил проверить, насколько хватит коробки шариковых ручек, и начертил длинную линию. Некогда безмолвную пустыню теперь наполнял монотонный гул приглушенных голосов, зачитывающих вопросы, и шелест перелистываемых страниц. Новички плечом к плечу с уже матерыми душами терпеливо ожидали своей очереди, чтобы сдать или получить формуляр. Кратчайший маршрут в этой бумажной волоките, который обеспечивал быстрый проход в Ад, предусматривал заполнение двух тысяч семисот восьмидесяти пяти формуляров, однако еще ни один кандидат не подходил под требования, которые гарантировали бы ему подобное счастье. Большинству предстояло заполнить раза в три или четыре больше бумаг, не говоря уже о формах, не принятых из-за ошибок. Специально отобранная команда чертей-администраторов, что отвечала за пропуска, ошибок не любила, а стирательные резинки они не выдавали.