Леха

Благословите уходящих

Когда молятся ветераны — Большой и малый

— Смена позиции! — Ор старшего перекрыв взрывы заставил оторваться от прицела, но было уже поздно. Наводчик врага довел прицел, и танковое орудие извергло снаряд. Взрывная волна, подхватив легкое тело, вышвырнула его сквозь оконный проем прямо на клинки и дубинки врага. Тьма накрыла сознание, и крохотный человек уже не услышал рев безнадежно опаздывающих друзей…

Воронки. Осыпающиеся траншеи. Чадно дымящая вражеская техника, тела своих и чужих вперемешку. Несколько часов передышки удержавшимся. Время на подготовку новой атаки врагу. Тройки бойцов ходят между телами, разыскивая раненых. Редко когда слышится крики ‘Док’ — это нашли своего. Сухие щелчки контрольных выстрелов раздаются куда чаще.

— Микн, к той развалине огрины ломились, проверь со своими. — Лейтенант указал на остатки здания.

— Есть. — Одна из троек, не торопясь, пошла в указанном направлении.

…Земля на крохотном пятачке буквально пропиталась кровью. Вокруг четырех громадных тел лежал вал мертвых мутантов.

— Проверьте. — Показал на постройку Микн Хорич, капрал отдельной разведроты ‘лесные крысы’.

— Принято. — Два бойца исчезли разбитом здании.

Микн проводил взглядом своих бойцов и начал проверять пульс у огринов, когда одно из гигантских тел чуть шевельнулось.

— Понимающий… — Хрип гиганта сложно было разобрать. Чудовищная ладонь отползла в сторону, и из-под нее показалось тело ратлинга. — Маленький говорил глаза закрыть и молитву прочесть ему. Указать дорогу к Импер… — Огрин прикрыл глаза и закашлялся, кровавая пена полетела изо рта.

Микн отвалил два тела из заваливших огрина. Грудь и живот абхумана под разбитыми плитами примитивной брони были сплошной раной.

— Молитву. Маленькому. Ему нужна. — Казалось, в сомкнутых глазах костяной башки блеснули слезы. Глупо — кто и когда видел плачущего огрина?

Микн закрыл глаза крохотному бойцу. Гигант еле заметно кивнул.

— Бог-Император отец наш. — Заученные назубок литании вылетели из головы. Человек было запнулся, но вдруг сознание прояснилось и молитва потекла дальше — Все мы малы перед тобой, но всех ты увидишь рано или поздно, и будешь судить по дару принесенному к трону твоему. Этот малый принесет тридцать зарубок на прикладе. Он не никогда трусил, и всегда бился до последнего. Хоть ростом он мал, но дух его был больше чем у многих рослых…

Костяная башка удовлетворенно расслабился, вслушиваясь в мелодию молитвы.

Четыре недели назад.

…С мясом вырванная дверь полевой кухни валялась на земле. Над съежившимся ратлингом нависал громадный огрин.

— Ты меня кормить! — Гневный рев мог перекрыть даже движок ‘Леман Расса’.

Чуть не плача ратлинг метнулся в кухню. В огромный, на два взвода котел с остатками супа полетели остатки еды, не размороженные полуфабрикаты, крупы. Сверху полилась вода, заполняя емкость до краев. Взбешенный человечек до упора провернул реостат плиты, и через минуту пена выплеснулась наружу. Под крики и угрозы огрина человечек сорвал котел с плиты и бросился наружу. Громадина при виде кастрюли замолчал.

— Мало? — завизжал ратлинг и метнулся на кухню — Жри, тупоголовый.

Десяток невскрытых консервных банок полетели в неаппетитное месиво.

— Еда. — Грязная ладонь зачерпнула варево и отправила в рот. Под кривыми зубами хрустнула консервная банка. — Как вождю приготовил. Маленький, а ведь понимаешь.

Тридцатилитровая кастрюля опустела в считанные минуты.

— Как из дома ушел так хорошо не ел. — На огромной грязной физиономии расплылась улыбка. — Всегда так готовь.

— Но… — На ошарашенного ратлинга было жалко смотреть.

— Я малый вождь. Ты приготовил как малому вождю. — Продолжал гигант — Если кто не так, меня зови. Я Хрокн.

— А меня Килароник зовут.

— Кила… — Огрин не одолел и двух слогов. — Не ты Малый. Ты как мышь. У меня в пещере была мышь. Тоже малая.

Довольный Хрокн поднялся на ноги и сыто рыгая, пошел прочь. Через неделю он отобьет ратлинга от двух солдат корпуса смерти Крига. Через три импульс лонгласа разнесет голову уже прицелившемуся в гиганта еретику. А еще через месяц наводчик врага доведет прицел до дома, в котором скрывалось отделение ратлингов…

— … И будет в свете твоем вольготно и малому, и большому, из верно служивших тебе — закончил Микн молитву. Огрин уже не дышал.

— Ну, уж ты многих сможешь предъявить Императору, — проговорил про себя Микн, и вопросительно посмотрел на своих бойцов вышедших из развалин.

— Прямое попадание. Выживших нет. — Ответил на невысказанный вопрос один.

— Странно, что эта хрень вообще стоит — добавил другой.

— Возвращаемся. — Чуть помолчав, словно выходя из легкого транса, приказал капрал.

Трое шли мимо воронок и тел к своим окопам, но за десяток метров рядовой тронул Микна за плечо.

— Микн, личную просьбу можно?

— Говори — задумчиво ответил все еще не отошедший капрал.

— Если меня убьют раньше тебя, прочитай и по мне отходную.

Земля родная, помни нас…

Да возвеличится Отчизна! Да сгинут наши имена!

* * *

Как я хотел, чтоб Родина вздохнула,

Когда на снег упал в атаке я…

* * *

…В гимнастёрке ль, в платье заплатанном,

С горькой складочкою у рта,

Так нужна ты нам в веке атомном,

Терпеливая доброта!

С гулким стуком за гвардейским офицером закрылись двери. Седые волосы, аристократичное лицо, изрезанное глубокими шрамами, бионические пальцы на руках, аксельбант из костей, на котором сидела засушенная крыса с аквилой в зубах.

Но странный паломник ушёл, а храм остался.

Прохлада и полумрак кафедральной капеллы завораживали и успокаивали.

Гулкая тишина старинных сводов и стен, помнивших столетия.

Витражи в узких стрельчатых окнах рассеивают свет на тысячу цветных, с шаловливостью котят резвящихся на истёртых тысячами ног каменных плитах.

Молодой священник неторопливо шёл к алтарю.

Скоро, совсем скоро колокола призовут верующих на молитву. Храм наполнится сиянием свечей, вознесутся многократно повторенные эхом старинных стен песнопения.

Но сейчас тишина громадного храма, греющегося в закатных лучах, завораживала и успокаивала.

И вдруг тишину прорезал явственный женский смешок.

— Уй ты, Чапай, смотри, кааааакой маааааалоденький!!! Сииимпатичныыыый! А уж серьёзныыыый!

Изумлённый церковнослужитель повернулся на голос и, не веря своим глазам, уставился на неведомую богохульницу, вальяжно сидящую на раке святой Елены Милосердной.

Молодая женщина с коротко стриженными пепельно-серыми волосами, наклонив голову вбок, рассматривала недоумевающего служку.

— Лена! Не смущай парня! И так сам не свой.

Командный, строгий, со старческой надтреснутостью голос раздался немного справа, из ниши с мощами святого Владимира Победосносца.

— А что смущаться? Нечего! В воинском храме служит!

Фигурка в священнической