– К-кабуча…

– Ой…

– Грета! Немедленно перестань меня хватать – я щекотки боюсь! И не наступай на пятки!

– А я думала, это корни…

– Причем тут корни?! Какие корни, пень горелый?!

– Которые в земле растут, вот какие! Потому что я носом в ствол стою! Деревянный! Если ты только корой замшелой не покрылся! И больно мне надо тебя… щекотать!

– ОЙ… А кто тогда мне?…

– ОЙ. Это ты, что ли, фей? А я думал… Кхм… Э-э-э… И вовсе я никого… не трогал! Тебе… в темноте померещилось! И вообще – откуда ты тут взялся? А Изабелла где?… Изабелла? Изабелла! Стой у своего дерева, не двигайся! Сейчас я тебя спасу!

– К твоему драгоценному сведению, меня зовут Грета Анна Николь Жюли Шарман, если ты еще помнишь! И свои дурацкие спасения можешь оставить при себе!

Чего было больше в голосе дочки бондаря – ехидства или горечи – сказать не смогла бы даже она сама.

– Гре…та?… – пораженно выдавил дровосек. – А тебя-то еще… откуда… прине… Погодите, чего вы мне голову морочите?! Где мы?! И если это Грета, то… где Изабелла? Изабелла!

– Агафон?… Агафон?… – почудилось, или пролетавший мимо ветер принес глухой вскрик?

– Что? – грянул дружный дуэт.

– Изабелла?! Ты где?! – радостно выкликнул лесоруб.

– Я… не знаю, где я! – испуганный голос принцессы еле долетел откуда-то снизу, будто из глубокого погреба. – Тут темно… и стены кругом… и я… не могу найти выхода… И тут такое амбре!..

– Большое? – обеспокоенно уточнил дровосек. – Не заходи в него, вдруг там опасно! И продолжай говорить – мы тебя сейчас найдем!

– Не знаю, как у вас в стране Костей, а у всех остальных амбре – это… а-а-а-а-а-а-а!!!.. гадость!!!.. тьфу!!!

– Изабелла!!!

– Кабуча!!!

– Фей, свет давай, свет!!! – пришла светлая мысль в голову лесорубу.

– Сам знаю! – огрызнулся маг, и тут же светящаяся красным горошина вырвалась из его ладоней, фукнула, пшикнула, раздулась до размеров яблока… лопнула и погасла.

– Кабуча…

– Палочку используй! – выкрикнула Грета.

– Сейчас… найду… сейчас… сейчас… куда же я ее…

– Изабелла, как ты?! Где ты?! Здесь нет ничего страшного! – проорал дровосек, и тут же, точно для подтверждения его слов, вокруг что-то затрещало, захрустело, заскрипело, заухало…

– Пока вы там возитесь, меня уже сто раз могли бы сожрать какие-нибудь дикие звери или чудовища! – донесся уже не столько испуганный, сколько возмущенный голос принцессы.

– Подавились бы, – апокалиптическим эхом предрекла откуда-то справа Грета.

– А из амбара там… у тебя… никто не выходит? – сконфуженно попытался сменить тему светской беседы лесоруб.

– Из какого амбара?

– Большой который! С тобой рядом!

– Кроме вони – ничего! – гневно выкрикнула принцесса и закашлялась. – Так и скажи, что смерти моей хочешь и наследства! Но потерпи, уж немного мне, бедняжке, осталось…

– Да я!.. Да ты!.. Фей, какого дрына?!

– Погодите, я сейчас… – пробормотал студиозус, нащупал, наконец, и яростно вырвал из кармана вместе с куском ткани завалившуюся за подкладку волшебную палочку, и тут же тьма озарилась ярчайшим серебряным светом. Люди ойкнули, отшатнулись и, ослепленные, торопливо прикрыли лица руками.

– Да убери ты его – не видно ж ни кренделя! – прорычал лесоруб, неистово растирая кулаками глаза.

– Не нравится – зажигай свой! – хмуро заступился Агафон за палочку – не в последнюю очередь потому, что понятия не имел, как сделать ее огонь ярче или слабее. Через полминуты, впрочем, они смогли приоткрыть отчаянно слезящиеся очи и оглядеться – в поисках принцессы, но, главным образом, отыскивая себя.

Ни то, ни другое занятие успехом не увенчалось.

Возмущенный голос Изабеллы по-прежнему доносился из хтонических глубин, взывая к справедливости и жалуясь на непроглядный мрак, смрад и что-то мягкое, острое, колючее и жидкое под ногами и вокруг.

Вокруг же еле продравшей глаза троицы скорее предсказуемо, чем внезапно, оказался лес. Но не банальное собрание деревьев, кустарника, грибов и муравьев, так любимое художниками, влюбленными парочками и лесорубами, а то, чем по ночам мечтает стать любой городской парк, вытаптываемый, выламываемый и засоряемый безалаберными посетителями.

Покрытые лишайниками и мхами могучие стволы вековых деревьев – стоячих и уложенных на вечный покой ураганами, выбравшиеся на поверхность узловатые канаты и петли корней, спутанные, как волосы пьяницы, ветки кустов с шипами размером с мизинец, сучья, свисающие до земли, корявые, будто исковерканные подагрой пальцы, окружали притихших мгновенно людей. Высоко над головами, словно тягучий осиплый прибой, шумела крыша из не различимых снизу листьев. Светили ли сейчас звезды и луна, или ночь была темной, как в погребе, а, может, и вовсе уже настало ясное утро – определить возможности не было никакой: плотный и прочный купол черно-бурой листвы закрывал небосвод от взора людского надежно и стойко.

Это был не просто лес.

Это был…

– Веселый лес!!! Веселый лес… Веселый лес… Кабуча… Это же… это же… кабуча… полная… и многократная…

– Ну вытащит меня отсюда сегодня хоть кто-нибудь?!

– Вытащит ли нас отсюда хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь? – болезненно скривилась физиономия школяра.

– Агафон… это правда… Веселый лес? – в состоянии, близком к тихому ужасу, прошептала Грета и отшатнулась от своего дерева, словно оно внезапно раскалилось добела.

– Веселый, веселый… ухихикаемся еще, не расстраивайся… – загробным голосом изрек чародей.

За спиной у нее что-то хрупнуло и послушно хихикнуло. Дочка бондаря ойкнула и прижалась спиной к только что покинутому стволу.

– Агафон… с-скажи, что ты… п-пошутил… ведь он… он же… д-далеко!.. Это… парк… или лес, что за городом…

– Вот именно! Выдумываете вы всё! Лес как лес! – буркнул дровосек, игнорируя бросающиеся в глаза, путающиеся под ногами и норовящие звездануть по макушке факты, подхватил с земли тяжелый сук и отважно двинулся на кусты, ощетинившиеся сухими ветками. – Изабелла! Крикни еще! Я к тебе иду!

– Да я тут кричать скоро охрипну, суженый мой! – донесся откуда-то справа и снизу голосок принцессы, приторный и едва различимый, как яд в какао.

Суженый вспыхнул растопочной берестой.

– Держись! Я уже близко! – гаркнул он и бросился напролом в густую тень между двумя замшелыми валежинами.